Читаем Метла системы полностью

– Входи. Долго ждала? Сложный день. Я вернулся, не могу даже видеть свой стол, все эти письма. Пенносвист, выйди. Не забудь, Пупика из Крышек и Гоггинса из Банок надо свести здесь одновременно. Я тебя много раз просил. Компания, которая не может согласовать крышки и банки, – плохая компания. Я плохими компаниями не руковожу. Иди уже. Заходи. Хватит прыгать вокруг нее, Пенносвист, потом нашепчетесь и нахихикаетесь. Сейчас мое время. Заходи. За любую часть твоего ожидания по моей вине я извиняюсь, хотя моей вины тут вообще нет. Нравится? Не нравится? Сам поймал. И набил. Мне она так и кажется мокрой. А тебе? Я поймал ее в Канаде. Ездил в Канаду, с Гербером. Порыбачили маленько. Маленько порыбачили с Гербером в Канаде. Загорел, естественный загар, так и передай сестре. Не здесь, сюда, ближе. Какой ужасный тут сегодня свет. Почему Пенносвист не может найти мне кабинет, свет в котором не зависит от окна, я не понимаю. Тут я хоть могу тебя разглядеть. Ты правда серая, или это свет такой? Вообще мне нравится дождь на окне, я люблю выглядывать в окно, когда есть время, которого, конечно, вечно нет. Озеро в дождь ничего так. Дождь его очищает. Капли, бьющие по стеклу… Тебе нравится? Нет? Да? Ну, к делу. Камношифр отбыл в Амхёрст нормально, я полагаю. Сколько прошло, три недели? Ты за три недели не нашла час времени? Я знаю, что́ ты сейчас скажешь, но с Канадой все вышло внезапно. Внезапно объявился Гербер с идеей. Такое нельзя планировать, иначе покажется, что у нас картельный сговор или около того. У тебя, с другой стороны, что, нет свободного времени? А это разве не один неопределенно длинный промежуток свободного времени? Как твоя работа? Сколько у тебя денег? У тебя есть деньги? Если ты ничего не говоришь, я машинально считаю, что деньги у тебя есть. Появились мысли насчет проблемы, которые мы долго обсуждали в прошлый раз, когда виделись? Нет? Не появились? Ноль планов, как раньше? У тебя, окончившей Оберлин с отличием? Самой высокообразованной секретарши и телефонистки в истории Кливленда? И эта фирма. С нетерпением жду появления первой книги этой фирмы. Что, эта фирма издала уже хоть одну книгу? «Норслан»? Это не книга, это реклама. Да, производство есть производство, мне ли не знать. Все еще четыре по десять? Все еще целых четыре жирных доллара за час? И долго еще? Нет. Совершенно естественно хотеть пожить сколько-то, не учась, без нормальной работы и каких-либо обязанностей, я даже не скажу «без мужа», у меня очки треснут, но – долго еще? Это разумный вопрос. За ним идет разумный вывод. Подожди. Подожди. Любить родственницу за пределами нуклеарной семьи – хорошо. Привязываться к ней… прости, привязываться – хорошо. Но подражать этой родственнице… во всех аспектах… не хорошо. Пытаться быть этой родственницей – неестественно. То есть плохо. Нечестно? Неправда? Тогда, скажи, зачем сознательно провоцировать сравнения, обвинения? Уместный ли это вопрос? Зачем эта прическа, ты же знаешь, как я ее ненавижу? Древние платья? В чем функция этой вот обуви? Да, функция. Я знаю. Одну секунду. Бесцельность после намеренно блестящей учебы в колледже. Бабуля Линор бросает своего ребенка, моего отца, твоего дедушку, на школу Шейкер-Хайтс и улетает в Англию. Англия. Да, я знаю, что такое «функция», в конце концов. Да. Безответственность. Твой отказ, а, идти в школу; твой отказ, бэ, применить свой дорогущий диплом в вознаграждаемых целях. Даже твой отказ жить дома. Нет, вовсе нет, конечно, куда без понимания, но просто попробуй осознать, что там, откуда гляжу я, есть еще замешательство и печаль. А в дневное время… прости меня… в дневное время в этом огромном доме никого, кроме меня и мисс Злокач. Что за взгляд? Во мне от такого взгляда все клокочет, я уже не снизойду до отрицания. Дочь своей матери. Бесцельность. Бессмысленная работа, набирать номера и соединять других людей. Все еще никаких романтических отношений? Нет? Нет, это не подчеркивает важную разницу. Но бесцельность и безответственность со временем принимают новые формы. Кроме того, есть мистер Кипуч. Нет, даже не начинай отрицать, что у вас отношения, что они масштабные. Ясно. Не имеет никакого смысла это обсуждать, да? Ну тогда что, Линор. Верно. Что до проблемы, которая, я сильно подозреваю, по понятным причинам тебя сюда привела, просто позволь сказать, что всё по большей части под контролем и исчерпывающе объяснимо. С Гербером – так вышло. С Гербером просто совпало. Шмоун и правда звонил Блюмфилду. Блюмкеру. По моему распоряжению. Да. Нисколько. То, что ты не понимала, что происходит, вышло абсолютно случайно. Картина в целом, все такое. Я-то полагал, что Бабуля, не говоря, весьма вероятно, о Пенносвисте, тщательно тебя информировала все это время. Происходит то, что какое-то время назад Бабуля Линор вызвала меня в свою теплицу для обсуждения проекта. Некоего проекта. Бизнес-проекта. Да подожди ты. У нее были концепции, она хотела обкатать их на мне. Обкатала, я был заинтригован. Я позвал одного работника, исследователя, химика – сын Обстата? Нил Обстат-младший? Я знаю, вы вместе учились в Шейкер-Хайтс. У змееныша, думаю, до сих пор в бумажнике твоя фотография. В общем, он тоже был заинтригован. Подруга Бабули Линор, эта – Иньгст? Ее муж когда-то провел исследование. Шишковидное исследование. Шишковидная железа? Нет? Такая маленькая круглая железа в основании мозга? «Шишка» плюс «видная». Помнишь, Декарт думал, что там сознание встречается с телом, давным-давно, мол, это точка посередке, в ней гидравлика тела уравновешена и функционирует согласно?.. Да. Уверен, тебя не могли этому не учить. У Иньгста были теории, некоторые теории, не оставлявшие Бабулю Линор полностью равнодушной по предсказуемо эгоистичным мотивам. Была предложена взаимовыгодная сделка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги