– И еще кое-что, это я, должен сказать совершенно без обиняков, нахожу… забавным, – сказал мистер Блюмкер, пососав из трубочки содержимое кружки, пахшей, решила Линор, тоже твизлером, – хотя мне и претит использовать это слово, кажется, что я хочу кого-то унизить, но это не так. Наши жильцы, люди, которые сейчас очень стары, сделали нашу культуру тем, чем она является. И под культурой я имею в виду культуру страны, не штата Огайо, его культуру я не могу даже притвориться, что понимаю. Особенно женщины, мне кажется. Нам нравится полагать, что сексуальная революция сотворена нашим поколением. Это враки, простите за выражение. Все это изобрели женщины, которые сейчас стары. Все, чем мы так открыто гордимся. Ведь женщины, проживающие в заведениях, были первыми американками, которые коротко стриглись. Первыми, кто начал пить. Курить. Танцевать на людях. Или вспомним выборы? Накопление капитала? Субъектов экономической деятельности? Они – первопроходцы, эти люди в инвалидных колясках с пледом на коленях.
– Слушьте, вы абсолютно уверены, что у Бренды все хорошо? – спросила Линор. – Потому что, ну, я не заметила, чтобы Бренда шевелилась, и до меня сейчас дошло, что в понятие «шевелилась» входит и дыхание, и моргание. Что с Брендой такое?
– Короткая стрижка. Она восторгает меня особенно. Она освободила этих женщин из тюрьмы. Эстетической тюрьмы. Освободила их от тирании культуры ста расчесываний за вечер, которая… имела место.
– То, что она не моргает, меня тревожит, надо вам сказать. А что это у нее на шее, вот тут? На шее Бренды?
– Родимое пятно. Прыщик.
– Это клапан? Чтобы ее надувать! Ну да, вот крышечка. Вы сидите здесь с надувной куклой?
– Не говорите чепухи.
– Вы сидите с надувной куклой! Это даже не человек.
– Бренда, это не смешно, покажи миз Бидсман, что ты человек.
– Боже мой. Да она же весит полкило. Я ее подниму одной рукой. – Линор подняла Бренду в воздух за бедро. Внезапно Бренда выпала из руки Линор, ее голова застряла между скамейкой и рукой Мэри-Энн, она перевернулась вверх ногами. С нее соскользнуло платье.
– Святые угодники, – сказал мистер Блюмкер.
– Одна из
– Должен признаться, теперь пелена вроде бы полностью спала с моих глаз. Я думал, она просто очень стеснительная. Жительница Среднего Запада с проблемами, в двойственных отношениях…
– Классная кукла, – заметил другой клиент, за локтем миссис Хауэлл.
– Я думаю, мы с Брендой пойдем, – сказал мистер Блюмкер. Он сражался с Брендиными пластиковыми ногами. Бренду заклинило. Линор помогла мистеру Блюмкеру ее тащить. Бренда поддалась, но ее платье зацепилось за ноготь Мэри-Энн, порвалось и упало.
– Капец, – сказала Линор.
– Песец, – сказал клиент за локтем миссис Хауэлл. – Где вы ее приобрели? Они дорогие? – Люди за разными столиками стали оборачиваться. Все успокаивалось.
– Как это мучительно… – пробормотал Блюмкер.
– Сейчас и правда лучше уйти, – сказала Линор.
– Само собой, прекрасно, что мы встретились, я всячески ожидаю известий от вашего отца… – Мистер Блюмкер как мог закутал Бренду в свой спортивный пиджак и зашагал к выходу. Свист, хлопки. Блюмкер перешел на бег и вдруг врезался в бармена, выходившего из-за стойки с подносом сливочных «белых русских» [76]. Они столкнулись, все зазвенело, и бармен, повалившись на спину, ткнул себе пальцем в глаз, и «белые русские» залили пол, и осколок разбитого «бело-русского» стакана вонзился в Бренду и проткнул ее, и она вылетела из рук мистера Блюмкера и стала со свистом летать по бару, вращаясь, теряя воздух, и наконец вяло, но красиво приземлилась в горшок с пальмой, обняв ногой свою же шею. Мистер Блюмкер выскочил в дверь. Линор принюхалась к его твизлеру. Клиенты смеялись и хлопали в ладоши:
– О-о-о, Гиллиган!
9. 1990