Метла системы

«Островок Гиллигана» [72] – весьма популярный бар. Внутри помещение круглое, стены покрашены, чтобы походить на киношный синий горизонт океана, полы покрашены и текстурированы, чтобы напоминать пляж. Повсюду пальмы, над клиентами нависают обещающие щекотку вайи [73]. Из пола прорастают огромные изваянные подобия всего актерского ансамбля: Шкипера, Хауэллов, Джинджер и прочих, – раскрашенные по-робинзоньи ярко и с жутковато характерными выражениями лиц. Исполинские робинзоны вплавлены в пол примерно по грудь; их головы, руки, плечи и протянутые вверх ладони играют роль столиков для клиентов. Наблюдается некоторое смешение: рука мистера Хауэлла на полпути вливается в обнимаемую ею талию миссис Хауэлл, длинные волосы Мэри-Энн задевают пластмассовый верх предплечья мистера Хауэлла, палец Профессора парит мучительно близко к декольте Джинджер. Барная стойка изготовлена из смутно похожего на солому материала, того же, что пошел на телевизионные хижины. За стойкой в любое время пребывает один из команды барменов, которые все в той или иной степени смахивают на Гиллигана. Раз в час от бармена требуется сделать что-нибудь нарочито неуклюжее и глупое; в качестве стандартного любимого трюка бармен поскальзывается на пролитом банановом дайкири, падает, делает вид, будто вогнал себе в глаз большой палец, – и клиенты, если они секут фишку и в теме, говорят хором: «О-о-о, Гиллиган», – и смеются, и хлопают в ладоши.

Мистер Блюмкер сидел в глубине, за левой рукой Мэри-Энн, лицом к витрине. С ним была очень красивая женщина в блестящем платье, равнодушно и пристально глядевшая перед собой. Увидев их, Линор зашла внутрь и направилась к их столику.

– Здрасте, мистер Блюмкер, – сказала она.

Мистер Блюмкер испуганно поднял глаза.

– Миз Бидсман.

– Здрасте.

– Здравствуйте. Какими судьбами… – Мистер Блюмкер был какой-то странный и резко отодвинулся в сторону Мэри-Энниного запястья, прочь от красивой женщины, с которой сидел совсем рядом.

– Ну, «Част и Кипуч» недалеко, в Центре Бомбардини, вон там, – сказала Линор, – наверно, даже отсюда видно, если смотреть в самый краешек окна, вон, где огни в окошках?

– Ну да, ну да.

– Здрасте, я Линор Бидсман, я знаю мистера Блюмкера, – сказала Линор красивой женщине.

Красивая женщина ничего не ответила; она глядела прямо перед собой.

– Линор Бидсман, это Бренда, Бренда, позволь представить миз Линор Бидсман, – сказал мистер Блюмкер, запустив пальцы в бороду. Перед мистером Блюмкером и Брендой стояли напитки в пластиковых кружках в форме ананасов, из дырочек в крышках торчали трубочки.

– Здрасте, – сказала Линор Бренде.

– …

– Прошу, присаживайтесь, – сказал мистер Блюмкер.

Линор присела.

– У Бренды все хорошо?

– Прошу, не обращайте на Бренду внимания. Бренда очень скромная, – сказал мистер Блюмкер. Он немного глотал буквы. Очевидно, чуть стеснялся. Его щеки над волосинками на верхнем краю бороды горели, нос пылал, очки чуть запотели, он был непричесан, и огромный непристойный суперменский локон гигантской запятой лежал на его лбу.

– Я днем пыталась вам дозвониться, – сказала Линор, – только вас не было, и потом, я сделала только одну попытку, потому что мы были невероятно заняты, кошмарные проблемы с линиями и вообще.

– Да. Тяжелый был день.

– Я не смогла позвонить отцу, его нет на месте. Он за границей, уехал на пару дней, и, видимо, до него не достучаться.

– Да.

– Но как только он приедет…

– Хорошо.

– И есть реально важные, хотя и тревожные новости: я думаю, Линор, миссис Иньгст и другие пациенты точно еще где-то здесь, в Кливленде, потому что ходунки миссис Иньгст вчера вечером оказались в моей квартире, а до того их там не было, и она оставила мне сообщение через попугая, который вдруг заговорил.

– Ваш попугай вдруг заговорил?

– Да. Увы, в основном непристойно.

– Понятно.

– Честно сказать, нельзя исключать, что миссис Иньгст дала ему ЛСД.

– Ох, ну, я не думаю, что миссис Иньгст стала бы делать что-то подобное.

– Но что все-таки происходит – все эти старые пациенты просто шатаются по Кливленду, и никому ничего не говорят, и сотрудники, и семьи сотрудников шатаются вместе с ними?

– Жильцы.

– Жильцы, простите. – Линор глянула на Бренду. – Слушьте, вы уверены, что у Бренды все хорошо? Бренда типа ни разу не шевельнулась, пока я здесь, я бы заметила. – Бренда смотрела прямо перед собой красивыми глазами.

Мистер Блюмкер равнодушно глянул на Линор.

– Прошу, – сказал он, – даже не думайте о Бренде. Как правило, Бренде нужно время, чтобы расслабиться в присутствии незнакомцев. – Он вновь перевел затуманенный взгляд на свой ананас и поиграл с трубочкой. – Жильцы. Мы называем их жильцами, потому что я, знаете, стою на том, чтобы не называть их пациентами, мы называем их жильцами, потому что мы в Шейкер-Хайтс стараемся свести к минимуму медицинские аспекты их пребывания в заведении. Мы стараемся свести к минимуму присутствие болезни, значимость болезни. Правда, боюсь, без особого успеха.

– Понимаю, – сказала Линор.