Метла системы

– Это называется «эквивокация североамериканской совки» [159]. Мой брат опроверг силлогизм в том же году, когда я его, не помню почему, выбесила. Математическая штука. – Линор снова усмехнулась. – Наверно, это всё глупости, но мы с Кэнди кайфуем по-прежнему.

Ланг теребил волосы на лодыжке.

– Ты изучала фи-ло-со-фию, значит. – Он протянул слово «философия».

– Философию и еще испанский, – сказала Линор, кивая. – Я в колледже специализировалась по двум направлениям.

– Лично я специализировался по э-ко-но-мике, – сказал Ланг, повторяя шутку.

Линор его проигнорировала.

– Я брала как-то курс экономики, – сказала она. – Папа какое-то время хотел, чтобы я стала экономистом.

– Но ты сказала «нет, сэр».

– Я просто не стала этого делать, ну и всё. Ничего не сказав.

– Я в восхищении, – сказал Ланг, доливая вина обоим и сминая пустую банку. Он вбросил ее в мусорную корзину через всю комнату. – Определенно.

– В восхищении от чего?

– Только мне сложновато вообразить тебя фи-лосо-фом, – сказал он. – Помню, я смотрел на тебя в комнате Мелинды Сью в тот раз, так давно, и говорили себе: художница. Помню, как подумал «художница», тогда.

Теперь вино было теплее. Линор подавила кашель.

– Ну, я точно не художница, хотя в Кларисе есть то, что ты мог бы назвать талантом к искусствам. Да и философом я не была, просто студенткой. – Она глянула в стол. – Но почему ты не можешь это вообразить?

– Без понятия. – Ланг закинул руку на спинку кушетки, взялся за стальную пластину и стал поглаживать ее пальцами. Шея Линор затекла пуще прежнего. Она поняла вдруг, что видит Ланга под всякими разными углами: его профиль рядом, его отражение в стеклянной столешнице, другой его бок в окне за кушеткой и теликом. Казалось, Ланг был всюду.

Он говорил:

– Во мне застряла картинка из колледжа: все эти фи-ло-со-фские ребята, бороды, очки, носки с сандалиями, все время болтают всю эту мудрую хрень. – Он ухмыльнулся.

– Ерунда какая, – сказала Линор, всем телом подавшись вперед. – Те, кого я знаю, типа самые немудрые люди, каких только можно себе представить. Реально хорошие философы хотя бы не ведут себя так, будто они мудры и все такое. Они реально как физики или мате…

– Хочешь арахиса? – спросил Ланг вдруг.

– Нет, спасибо, – сказала Линор. – А ты давай, чего.

– Не. Засраныши застревают в зубах.

– У меня тоже. Ненавижу, когда орехи это делают.

– Ты продолжай, что ты сейчас говорила, извини.

Линор улыбнулась и покачала головой.

– Неважно. Я просто хотела сказать, что они как математики, реально, только они играют в свои игры со словами, а не числами, а это еще сложнее. По крайней мере, мне так показалось. К концу колледжа философия мне разонравилась.

Ланг плеснул вина в рот и поиграл им. Наступила тишина. Через Мистин деревянный пол Линор слышала слабые звуки телевизора в гостиной Тиссоу.

Потом Ланг сказал:

– У тебя все стремно со словами, верно. – Он глянул на Линор. – Стремно у тебя со словами?

– О чем ты говоришь?

– Просто кажется, что у тебя с ними стремно. Или типа ты думаешь, что они стремные.

– В каком смысле?

Ланг, рассеянно трогая пальцем верхнюю губу, глядел в стекло столешницы.

– Типа ты относишься к ним страшно серьезно, – сказал он. – Типа это большой острый инструмент или типа мотопила, которая может срезать тебя влегкую, как деревце. Что-то типа того. – Он глянул на Линор. – Это из-за твоего образования, в плане колледжа, специализации и прочего?

– Не думаю, – сказала Линор. Пожала плечами. – Думаю, я просто по жизни, ну, спокойная. Я не считаю, что слова – как мотопилы, это уж точно.

– То есть это все фигня, что я сказал?

Линор переложила ногу на ногу и поиграла вином в стакане. Заглянула в сумочку, с билетами, около кресла.

– Думаю, это просто моя семья по жизни стремная и очень… словесная. – Она глянула в стол, отпила вина. – И иногда это трудно – быть не особо словесным человеком в семье, которая смотрит на жизнь как на более-менее словесный феномен.

– Это точно. – Ланг улыбнулся. Глянул на Линорины ноги. – А можно я еще спрошу, почему ты всегда носишь эти кеды, конверсы? У тебя слишком красивые ноги, чтобы все время носить конверсы. Почему ты это делаешь?

Линор поерзала в кресле и глянула на Ланга, чтобы тот перестал глядеть на ее ноги.

– Они удобные, и всё, реально, – сказала она. – Все любят разную обувь, я полагаю.

– Обувь разная нужна, обувь разная важна, я прав? – Ланг засмеялся и выпил.

Линор улыбнулась.

– А моя семья реально смешная в плане слов. Думаю, тут ты прав. Моя прабабушка особенно, а она типа глава семьи уже давно.

– И твой папочка, и твоя домоправительница тоже, – сказал Ланг, кивая.

Линор резко подняла глаза.

– Откуда ты про них знаешь?

Ланг пожал плечами, потом ухмыльнулся Линор.

– Видимо, Эр-Ка упоминал, ну или.

– Рик?

– Но смешная, в каком роде? – сказал Ланг. – В смысле, люди любят поговорить, это же обычно. В мире полно заядлых и превосходных говорунов. Моя мать обожала поговорить, и мой папочка говаривал, что заткнуть ее реально, только ударив тупым предметом.