Читаем Метла системы полностью

– Ну конечно. Миз Пава… выдала мне для тебя кое-какие вводные материалы, которые у меня очень кстати с собой… где-то. Валинда готова временно принять тебя на работу по первому моему слову.

– Обучи меня.

– Ну вот послушай: «У коммутатора „Центрекс 28 Фаза III“ с матричным переключателем модели 5 имеются функции, благодаря которым оператор может эффективно выполнять свои обязанности».

– Рик, я все-таки о другом.

– Извини?

– У меня идея. Давай обсудим обучение. Я остановилась рядышком, в «Мариотте».

– …

– Будет весело и обучительно. Доверься мне. Счет, пожалуйста!

– Не вполне уверен, что я вообще…

– А что это за всполохи на улице, Рик? Гляди, вон там, на углу. Уличные огни то вспыхнут, то погаснут. Что происходит?

– Неон. Гимнастический неон, я думаю.

– Неон. Миленько. Так, эдак. Раз-два.

– Тебя это нисколько не пугает?

– Да ни капельки.

/ж/

– Не знаю я, – сказал Ланг. – Ну не знаю я, что с этими бляцкими замками.

– Надо иногда потрясти ключи. Иногда мы с Кэнди просто трясем ключи.

– Эка невидаль, – пробурчал Ланг. Он открыл дверь.

Квартира Мисти Швартц на втором этаже выглядела почти как комната Линор, только чуть поменьше, и западное окно здесь было в одном экземпляре и определенно почище. Линор огляделась, глянула на потолок, который этажом выше был ее полом.

– Ты, как видно, чистюля, – сказала она.

Ланг вешал их куртки.

– В детстве, когда я заправлял кровать, приходил папочка с монетой в полдоллара, с головой Кеннеди [156], и бросал ее на кровать, и если она сразу не отскакивала на папочкин большой палец головой Кеннеди кверху, я должен был всю эту хрень переделывать.

– Божички.

– Слушай, может, банку вина? – спросил Ланг, подаваясь к двери квартиры. – У меня тут вино внизу, в «Фриджидере» [157]. Рядом с твоей содовой, наверное, ты видела.

– Банку вина?

– Что было в продаже.

– Спасибо, я пас, – сказала Линор. Разгладила платье после лихой езды по Внутреннему кольцу в Ланговом новеньком «транс-аме». Вдруг пролетел совсем низко самолет, и на миг все будто замедлилось в грохоте. Ланг стоял у двери и глядел на нее. Линор видела, как яркий свет Мистиного плафона отражается от глаз Ланга, бьет по ним и преломляется, будто в эти глаза вставлено по листику мяты. Линор дотронулась рукой до загривка.

Ланг улыбнулся и развернулся, и она сказала:

– Слушь, почему нет. Попробую из банки, ну или из твоей банки, неважно. Почему бы не выпить вина, – сказала она.

– Ну и славно, – сказал Ланг. – Можешь разогреть старый телик, если хочешь. – Он вышел, оставив дверь открытой.

Старый телевизор огромным белым парусом экрана хищно кривился на приземистой коробке красного дерева. Внутри коробки в экранное брюхо упирался пистолетом проектор. Линор нажала красную кнопку на коробке, и экран заполонила гигантская голова, и она звучала. Линор спешно выключила телик, экран заморосил и очистился. Голова была кого-то из «Далласа», в этом Линор почти не сомневалась.

Когда у кого-то такая же обычная комната, как у тебя, как правило, очень интересно смотреть, что люди с ней сделали. В случае Мисти Швартц это было совсем не так интересно, как могло бы быть. Линор с Мисти почти не общалась; после некой размолвки из-за счета за телефон на общей кухне Тиссоу, несколько месяцев назад, Линор бывала в жилище Мисти только пару раз, одалживая предметы первой необходимости. Кэнди Мандибула, принявшая удар телефонной размолвки на себя, сказала как-то, что Мисти Швартц только потому не лесбиянка, что не видала себя в зеркале. Линор сочла это бессмыслицей.

Что, однако, ничуть не означало, что ей была особо интересна Мистина квартира: комната, в которой преобладали стальные прямые и однотипная зернистая белая джутовая ткань. Тут стояло кресло из белых джутовых подушек, собранных и обретших форму на каркасе из полированных стальных пластин. Столик со стеклянной столешницей и стальным каркасом того же рода. Маленькая кушетка, вся из прямых углов, того же материала, что и кресло. Картина на стене: однотонный бледный оранжевый квадрат на белом фоне; еще – снимок Мисти Швартц с мужчиной на черной статуе кашалота, типа кита с зубастыми челюстями. Мужчина лежал в челюстях, вскинув запястье ко лбу, точно Полина в Опасности [158], а Мисти оседлала спину рыбины, притворяется, что бьет ее хлыстом, рот разинут, глаза выпучены. Фото висело вплотную к картине. Больше на стенах ничего не было, не считая телеэкрана, который явно добавил Ланг.

Линор поискала признаки Ланга. У кровати – кровать аккуратно заправлена; Линор прикинула, не попробовать ли трюк с полудолларом, и решила не пробовать, – спортивная сумка, битком набитая, так что частью содержимого ее вырвало на пол, каковой факт частично прикрыт тщательно разложенной простыней, которую Ланг поместил над большей частью неприглядного зрелища словно бы второпях. На кровати – новые рубашки и белые носки, все по-прежнему в магазинном целлофане. Но и всё. В целом Линор просто не видела, чтоб это была комната Ланга, вообще.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги