Читаем Метла системы полностью

– Вот что нам вообще-то нужно, – сказала Линор, кивая, с закрытыми глазами. – Нам нужна откровенность. Нам нужен контроль, только с откровенностью. Никаких больше игр. Люди говорят мне, что делать, думать, говорить, как их звать, и я так делаю. Все станет проще некуда. Тогда все перестанут шептаться, пока я сплю, и брать друг друга на работу за моей спиной, и надевать противогазы. Все просто станут осмысленными. – Линор обернулась. – Давай так и сделаем, ладно? Каким именно образом ты впутан в план моей прабабушки?

– Давай-ка чуть придержим коней, Линор, – сказал Ланг. Отставил стакан, подошел к Линор и встал в одном метре от нее у окна. По одну сторону от них стоял телевизор; позади Ланга был путь к двери. – Тпру, ну же, – говорил Ланг. – Я знать не знаю о каких-то прабабушкиных планах. Все, что меня связывает с твоей семьей, – это, по сути, ты. – Он потряс головой. – Насколько я знаю, насчет тебя и меня никто ничего тайком не замышляет.

Линор глянула на пол, убрала один локон за ухо и скрестила руки. Ланг стоял между ней и дверью. Глаза Линор стали большими и горячими, гортань одеревенела. Линор посмотрела на Ланга, державшего большие пальцы в карманах брюк.

– Тогда почему у меня чувство, что меня под тебя подкладывает вся Вселенная? – спросила она спокойно. Подумала, что вот-вот расплачется.

Ланг глянул на нее.

– Эй, только, пожалуйста, не плачь, – сказал он.

– Когда я этого вообще не просила? – сказала Линор. – Когда ты мне даже не нравился? Я тебя не хотела. – Она глянула мимо Ланга на дверь и стала всхлипывать, чувствуя, как изгибаются над грудью плечи.

Тут случился Ланг, и ее лицо ткнулось в его рубашку, и в ее руке неведомо откуда взялась салфетка, и древесина в горле вроде как растрескалась и разлетелась во все стороны, так что стало больно.

Ланг издавал тихий ритмичный звук, касаясь ртом Линориных волос.

– Я тебя ненавидела, – сказала Линор в его рубашку, говоря с его грудью. – Ты тогда пришел, ты нас терроризировал, ты был пьяный, этот парень с глупой задницей, и Сью Шо было страшно.

– Все хорошо, – говорил Ланг тихо. – Все хорошо. Мы были всего лишь детьми. Всего лишь детьми. Вот и всё.

– И я говорю тебе, что я не хочу тебя, что я сошла с ума, что я имею на это право, и все вокруг только подмигивают, и подзуживают, и толкают, толкают, толкают. – Лангова рубашка стала мокрой. – Я была вся как в грязи. Никакого контроля.

Ланг чуть оттолкнул ее и промакнул ей глаза рукавом. Линор на секунду глянула в его глаза и подумала почему-то о мяте, лимской фасоли, истощенной траве. Его глаза были напрочь не налиты кровью.

– Линор, – говорил он, – все хорошо. Просто поверь, я не хочу тебя ни к чему толкать, да? Просто поверь, да? Ты можешь в это поверить, потому что это правда. Я ни за что не причиню тебе боль, ни настолечко. – Он протер свой совершенный глаз, и Линор снова уткнулась ему в грудь, вдыхать ее запах. Так и было: даже плача, она ощущала его сквозь его одежду и сквозь свою одежду.

– Линор? – сказал Ланг, дав ей немного подышать в рубашку. – Эй, Линор? – Он нагнулся, сложил ладони рупором у ее уха и сказал будто в громкоговоритель: – Линор Бидсман.

Линор судорожно рассмеялась и приложила салфетку к лицу. Та была горячая и мокрая и расползалась клочками по всей руке.

– Я просто скажу это, Линор, – сказал Ланг. – Я точно не хочу тебя контролировать, вообще. Но я пойду дальше и скажу, что, по-моему, кто явно пытается взять контроля больше, чем кому-либо нужно, – так это старина Эр-Ка.

Без всяких причин Линор глянула мимо Ланга наверх, на Мистин потолок и свой пол.

– Линор, – сказал Ланг. Он гладил белый рукав Линориного платья большой теплой рукой, и от этой руки по телу Линор шел жар.

– Линор, – сказал он тихо, – Эр-Ка сидел в том самолете, свесив короткие ножки и все такое, потея, как уродская свинья, – он запустил руку себе в волосы, – и прямо говорил мне, что ты – его, и сказал, что я должен пообещать даже не пытаться тебя у него умыкнуть. – Он глянул на Линор сверху вниз. – Я просто подумал, ты должна это знать.

Линор сняла руку Ланга с рукава и держала ее, пока сохли глаза. Она чувствовала свой запах.

– Будто ты его машина или телик, – Ланг покачал головой. – Он хотел, чтобы я обещал ему типа уважать его право собственности на тебя, что-то такое.

Ланг вновь привлек Линор на свою грудь. Она чувствовала, как что-то уперлось ей в живот, но подумала о том, что́ это было, только потом.

– Что он себе думает, как мы можем себя после такого чувствовать? – говорил Ланг в ее волосы. – Разве это вообще честно, а?

/з/

– Просто прости, ну и всё.

– …

– Если уместно так говорить.

– …

– Что, мне кажется, вполне уместно.

– Рикки, это глупо, не извиняйся. Не за что извиняться.

– …

– Вся эта ситуация, всё, что тут с нами, извиняться тут вообще нельзя.

– Типа как бы.

– Что?

– …

– Ты наверняка весь в стрессе и боишься, Рик. Стресс и страх, это все в мире знают, на такое способны.

– Слушай, даже если бы я не был в стрессе и не боялся, ты бы не смогла отличить одно от другого. Разве не ясно?

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги