Читаем Метла системы полностью

– Ладно, обычно я делаю, что он говорит. – Он казался серьезным. – Просто видимся мы с папочкой не то чтоб часто.

Эривью-Плаза вся сияла. Шатер разбили перед холлом Башни Эривью, у окошка кассы. На шатре электрическая девочка пульсировала вокруг бруса, соединенного с ее ногами. По соседству мерцал ярко-белый силуэт младенца с ложкой в руке. Желтый свет из окон Центра Бомбардини на той стороне Плазы освещал зады очереди в холл башни.

– Позволь выразиться абсолютно прямо, для протокола и так далее, – сказал Ланг, следя за своим дыханием. – Ты здесь, потому что этого хочешь. Ин тото.[152]

– Мне нравится гимнастика. В прошлом месяце, когда шел мировой чемпионат, я не отлипала от телика.

– Только, я так понимаю, девочка помогает этим Герберам начать типа Тетское наступление [153] против компании твоего папочки. Так Нил сказал.

– Это дела не касается. Я не папа и не папина Компания.

– Тогда что мы тут вообще делаем? Я так и вижу нас в тысяче мест куда приятнее.

– А ты, брат, парень серьезный, – сказал стоящий впереди вьетнамский коротышка; его группа как раз перебиралась к окошку кассы. Он и одна из женщин стали быстро переговариваться с человеком в окошке.

– Боже правый, это же мистер Биберлинг, сам билеты продает, – сказала Линор.

Ланг зыркнул на окошко кассы и снова стал изучать очередь.

– Он реально правая рука Боба Гербера, – сказала Линор. – Вроде как именно он придумал этот ингредиент в детском питании Гербера, вроде как помогающий младенцам жевать.

– Вместо чтоб чирикать как птички?

– В смысле?

У окошка определенно намечался скандал. Вьетнамский коротышка тыкал пальцем в сторону дверей в холл Эривью. Мистеру Биберлингу говорили, что он говнище.

– Гляди-ка, – сказал Ланг, нависая над ухом так, чтобы Линор услышала его, невзирая на гвалт вокруг окошка. Челюсть Ланга сбоку была гладкая и вкусно пахла даже на холоде.

– Гляди-ка, – сказал он. – Если мы сейчас уйдем, там идет «Даллас» [154]. Можем глянуть «Даллас». Улетный сериал. У меня новый телик с огромной хренью. И вино есть. Всяко больше веселья, чем от барреля циркачек с цепкими пальцами ног. – Он запнулся, глянул на Линор. – Я, понятно, подразумеваю, что ты делаешь только то, что хочешь, а не то, что велит тебе папочка или кто-то там еще.

– Ну гляди… – успела сказать Линор Лангу снизу вверх, когда очередь сзади всей мощью впечатала их в стекло кассового окошка. С Ланга сбили ковбойскую шляпу. Линор уронила сумочку, лотерейные билеты выскользнули и разлетелись. Она опустилась на колени, стала их подбирать. Часть упорхнула.

– Придержите лошадей, в бога-душу-мать! – заорал Ланг на очередь. Две девочки с оранжевыми и розовыми в свете шатра волосами ответили жестами.

– Здрасте, мистер Биберлинг, – сказала Линор, запихивая последние яркие билеты в сумочку. – Два, я думаю, спасибо.

– Линор, – сказал мистер Биберлинг. – Линор Бидсман.

– Эндрю Земновондер Ланг, к вашим услугам, – сказал Ланг рассеянно, оглядываясь в поисках шляпы.

– Два так два, – улыбнулся мистер Биберлинг. Открыл ящик и стал в нем рыться. На мистере Биберлинге была шляпа порк-пай с надписью «ГЕРБЕР» на одном из полей. – Вы чуток разминулись с Пенносвистом и парнем из Банок, как его, Гоггинсом, – сказал он. – Только что зашли.

– Бланшаром или Сигурдом? – спросил Ланг.

Линор обернулась и уставилась на Ланга.

– Ну что, вот, держите, – сказал мистер Биберлинг. Сбил шляпу на затылок и улыбнулся. – Четыреста долларов, спасибо большое.

– Простите?

– Особая цена для «Камношифеко», – сказал мистер Биберлинг. – Раз вы шпионите, извольте хотя бы отбить издержки.

– Ну только я здесь не из-за «Камношифеко», – сказала Линор, пока Ланг сдерживал еще один наплыв очереди сзади. – Я здесь просто потому, что мне реально нравится Копейка Спасова.

– Ну разумеется, – сказал мистер Биберлинг. – Вот вы и насладитесь по полной, и поможете отбить, всё разом. – Он указал на длинную очередь и бледное колечко выдоха, которое вплелось в себя и там же исчезло. – Сами видите, за билеты идет бой. Уж конечно, вы поможете отбить.

– Не может такого быть, чтобы, как вы говорите, два билета стоили четыреста долларов, – сказала Линор.

– Ну что, это реально большие билеты, извольте сами поглядеть, – сказал мистер Биберлинг, демонстрируя в окошко два больших черных билета и двусмысленно замеряя их большим и указательным пальцами.

– Вы навозное жучище, – сказала Линор Биберлингу, а тот улыбнулся и отвесил небольшой поклон.

– У меня с собой столько и близко нет, – сказала Линор.

– Какая жопа! – завизжали в унисон девочки за Ланговой спиной.

– Линор, нам пора валить. Кому это нужно, если мы делаем то, что хотим?

– Мистер Биберлинг, я здесь не из-за «Камношифеко».

Мистер Биберлинг ухмыльнулся и почесал голову под шляпой. Электронный образ Копейки Спасовой осветлял и затемнял сегменты улицы.

– Вот говнище, а, – сказала Линор.

– Он же над тобой изгаляется, Линор. Шли его на хер. Пора валить. – Ланг покрутил ключи от машины на забинтованном пальце.

– Дерьмецо на веточке.

/е/

– Думаю, должна. Надеюсь, будешь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги