Читаем Метла системы полностью

– Ну, собрание было реально чумовое, что еще скажешь. Он был на помосте, его поддерживали в воздухе типа восемь офигительных качков в набедренных повязках, и он все говорил и говорил, мол, нам надо потихоньку смиряться с тем, что в Центре станет меньше места, потому что пространство для нас будет постепенно сокращаться, а потом уже перестал упоминать Центр и начал говорить, мол, места станет меньше вообще, типа мир уменьшится или что-то такое, и у него в глазах загорелись стремные бесовские огоньки, и плюс мне показалось, что он набрал под полтонны веса, что-то такое, и он все глазел и глазел на Линор, будто хотел ее съесть, и без умолку намекал, что для кое-кого из нас кое-какое пространство все-таки отыщется, если мы не будем капризничать и выложим карты на стол. Бомбардини по уши втюрился в Линор, когда его жена сбежала с агентом по продаже йогуртов. Шлет ей цветы каждый божий день.

– Может, выпросит для нас кабинку побольше, раз так, – сказала Валинда задумчиво, складывая часы.

– Но, в общем, смысл в том, что это было как безумно серьезное собрание, и все страшно напряжены, и стоит мертвая тишина, потому что все до смерти боятся мистера Бомбардини. – Кэнди выдула колечко и ткнула в него пальцем с алым ногтем. – Так что тишина мертвая, и Бомбардини все говорит и говорит, а этот парень, Энди Ланг, сидит прямо перед нами с Линор, и он ни с того ни с сего разворачивается на стуле, реально медленно, и вид у него такой напряженный, будто он хочет сказать что-то страшно важное, и мы наклоняемся к нему, а он наклоняется к нам и шепчет, реально громко: «У меня эрекция», – Кэнди засмеялась, шумно отдуваясь, и Валинда поневоле засмеялась тоже. – Ну я и померла, и заржала, и стало еще хуже, потому что тишина мертвая и все серьезные, и Линор заржала тоже, и нам не остановиться. И тут Ланг разворачивается обратно как невинная овечка и снова слушает мистера Бомбардини, а мы сзади помираем, ржем как кони. Это было… жутко. – Кэнди смеялась так, что курить стало невозможно. Она бросила сигарету в старую жестянку «Тэба», где та пошипела, пошкворчала и отмучилась.

Валинда фыркнула.

– У-у-ух, деточка. Интересно, что бы сказал на это Линорин коротышка. Просидел собрание у нее на коленях, небось?

– Мистер Кипуч не пришел, – сказала Кэнди. – Видимо, у него была встреча. Кажется, только вас двоих и не было, из дневных.

Валинда послюнявила палец и перелистнула табель. Кэнди, готовясь к прибытию Верна, стала складывать вещи. Полетела в сумочку пачка «Джарума» [143]; надеты туфли…

– Простите, – сказал голос перед консольной стойкой. – Я ищу мистера Ланга.

Валинда кратко подняла глаза, прищурилась и вернулась к комптометру. Кэнди, надев туфли, выпрямилась и встретила взгляд Минди Металман-Ланг.

– Я миссис Ланг, – сказала женщина невозмутимо. – Разыскиваю мистера Ланга. Моего мужа. Кто-то сказал мне по телефону, что он здесь работает, хотя номер – как мне сказали, его, – когда нас соединили, не отвечал тридцать гудков.

Кэнди ответила не сразу. Она деловито пялилась на то, чем она, Кэндиса Юниса Мандибула, с большой вероятностью стала бы, не будь у нее вот этого чуточку неправильного прикуса и будь у нее еще пяток благоразумно распределенных кэгэ, и глаза, похожие на крылья, и будь она богата пер се. Она видела совершенство; она обоняла «Белые плечи» [144]; она заключила, что меховой жакет – это соболь. Женщина в холле была ослепительно красива, и Кэнди на нее пялилась и подсознательно стала разглаживать старое фиолетовое хлопковое платье, которое было ей в обтяжку.

Минди тоже пялилась, но не столько на Кэнди, сколько на Кэндино платье. Ее глаза чуть померкли, будто она пыталась схватить за хвост ускользающее воспоминание. И глаза у нее не такие, как у Кэнди. Совсем. У Кэнди глаза светло-карие и почти совершенно круглые, из-за чего лицо кажется даже симметричнее, чем надо, почти треугольным, а будь лицо покруглее, в нем было бы больше красоты и приятности; в то время как у Минди глаза такие темные, что почти черные и, кажется, простираются далеко за верхние кромки щек, и по бокам тоже, словно крылья невесть какой трепыхливой птицы: огромные, нежные, даже в состоянии покоя полные движения. Реально красивые глаза. Лицо практически как у Кэнди, только смазаннее по краям и оттого реально лучше. Кэнди опять разгладила платье.

– Деточка, ты чего, адреса работников в справочнике, – сказала Валинда и пихнула справочник по белой стойке прямо к Кэндиной руке. – Я его адрес сама вписала, сзади.

Кэнди на справочник и не взглянула.

– Временное пристанище мистера Ланга – в здании в Восточном Коринфе, это наш южный пригород. – Она улыбнулась Минди. – На деле в том же здании, это скорее дом, живу я, поэтому я и знаю, но это вообще доходный дом, так что все-таки здание; не то чтобы он жил в моем доме. – Она засмеялась, отдуваясь.

– Ясно, – сказала Минди с еле заметной улыбкой и кивнула. – Может, набросаете мне адресок?

Кэнди схватила блокнот, ручку и набросала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги