– Ахмед – смышленый малый, – говорит старик, положив деревянную сову на подоконник. – Он быстро научился пасти овец и уже делает отличный местный сыр. Хорошо, что он оказался в этих краях. Без Ахмеда наше хозяйство пришло бы в упадок. У этого парня непростая судьба: он бежал от войны в Сирии, жену и двоих дочерей оставил в ливанском лагере для беженцев, а сам в одиночку отправился за море – боялся, что женщинам это будет не под силу. Если поработает здесь, сможет быстрее получить визу, чтобы остаться в Италии. Надеемся, что вскоре ему удастся перевезти сюда свою семью. Нашей деревне это пойдет на благо: сейчас все уезжают отсюда.
– Очень вкусное молоко, – говорит учитель Ахмеду.
Сириец кивает в знак благодарности, берет бидон и, открывая дверь, говорит по-английски:
– Пойду, наполню его для тебя.
Дверь закрывается. Эльпиди потирает шрам на левой ладони.
– Еще болит? – спрашивает старик.
– Иногда, – пожимает плечами Эльпиди.
Строгое лицо старика неожиданно смягчается в улыбке:
– Сколько прошло уже, лет шесть?
– Пять. А кажется, будто целая жизнь. Я часто вспоминаю тот случай. Ребенком я подолгу наблюдал за твоей работой: ты вырезал чудесные деревянные фигурки вроде этой совы. Однажды я тайком зашел в твою мастерскую, взял ножик и попробовал сделать, как ты…
– Но вместо деревяшки вырезал у себя сухожилие между пальцами.
Эльпиди усмехается и разглядывает шрам.
– А сколько крови тогда натекло!
Учитель поднимает глаза, но старика напротив уже нет.
– Где же…
– Хорошо, что я успел отвезти тебя в больницу. Замешкайся я хоть на секунду, ты остался бы без двух пальцев.
Эльпиди резко оборачивается. Старик стоит у печки и набивает трубку табаком.
– Как дела в шале?
Учитель отпивает молока и смотрит в окно.
– Марта после той ночи ходит как в воду опущенная. Про Аниту и Паолу я вообще молчу, они теперь избегают друг друга. Валентина с Кьярой тоже на дух не переносят одна другую. Сильвия с Анитой, видимо, рассорились. Еще Сильвия вдруг начала сторониться Андреа; не знаю, может из-за той сцены у костра. Кьяра по-прежнему не разговаривает с Ренцо, а он очень страдает. Похоже, Филиппо – единственный, кому здесь пришлось по душе. Он спас Роберту и стал намного увереннее в себе. Педро тоже не в духе. Остальные осуждают его за то, что проболтался Паоле, так что он еще сильнее замкнулся в себе. А как выкурил все свои запасы, вообще невменяемым стал. Вчера вот из дома сбежал.
Эльпиди снова поворачивается к печке, но старика там нет. Теперь он опять сидит рядом за столом с трубкой в зубах, поджигает ее и, затянувшись, причмокивает губами. Запах табака напоминает Эльпиди детство.
– Пошел искать свои заначки с табаком? – спрашивает старик, почти не разжимая губ, чтобы не выронить трубку.
– Ага.
– Те, что ты втихаря выкопал из-под елки и сжег?
– Те самые.
Старик вынимает трубку изо рта и ехидно ухмыляется:
– Хорошую же шутку ты с ним сыграл.
– Не знаю, правильно ли я сделал.
– Время покажет.
– Дела идут все хуже, – вздыхает Эльпиди. – Может, не надо было их сюда везти. У меня ощущение, что я теряю контроль над ситуацией.
Старик снова выдыхает дым, поглаживая седую бороду своими деревянными пальцами:
– Не торопись.
– А если на самом деле я сам виноват в их проблемах?
Светлые зрачки старика похожи на льдинки. Как настоящий горец он всегда особенно ценил тишину. Каждое его слово точно бриллиант – редкое и ценное.
– Молодежь – она как свежий снег: со стороны любоваться приятно, но под верхним слоем скрывается непредсказуемое, поскольку земля под ним неоднородная. Если не хочешь неприятностей, не ходи по нему. Если же пошел, не забывай, что можно провалиться и упасть.
– Но если упаду я, они тоже упадут.
Деревянная рука хватается за трубку.
– Думаешь, ты в их возрасте был другим?
– Не помню уже, если честно.
Старик медленно выдыхает облако дыма.
– А помнишь, чему я тебя в детстве учил?
По лицу учителя проскальзывает печальная улыбка:
– Ты всегда повторял: если падаешь, поднимайся.
– Это правило справедливо и сегодня.
Старик продолжает дымить в тишине. Эльпиди сидит рядом, затаив дыхание, как в детстве: тогда старик курил свою трубку раз в день, задумчиво глядя вдаль. Он курил и размышлял. Казалось, целая вселенная вращается в кольцах дыма, появляющихся из его трубки. В такие моменты маленький Роберто с благоговением наблюдал за ним, как верный оруженосец за своим рыцарем, как священник перед распятием.
За окном слышится голос Ахмеда, блеяние овец и шорох веток. Старик докуривает, кладет трубку на подоконник рядом с деревянной совой и поднимается.
– Мне пора.
Борозды на его древесном лице разглаживаются. Он еще раз бросает взгляд на ладонь Эльпиди.
– Испугался тогда, что порезался?
Учитель отрицательно качает головой.
– Ты придал мне мужества.
Старик распахивает дверь, выходит и закрывает ее за собой. У Эльпиди ком подкатывает к горлу. Он высматривает за окном старика, ему хочется еще поговорить с ним, но тот уже исчез, будто растворился в лесу. Эльпиди остается один на один с деревянной совой на подоконнике, которая впивается в него своим хищным взглядом.