Завершение это направление получило в начале нашего столетия в френологии, основанной Фридрихом Галлем. Последняя не была, как обыкновенно думают, совершенно новым изобретением или внезапным откровением родоначальника её; она естественным путем развилась из давно распространённых представлений об анатомии мозга, под одновременным влиянием психологии, родившейся на почве школьной философии прошлого века. Галль только сделал довольно близкое заключение, объявив, что о локализации души, как таковой, не может быть речи, но лишь о локализации её различных способностей. Точно так же можно было, в противоположность прежним совершенно безосновательным предположениям, смотреть как на прогресс на его требования, чтобы локализация душевных способностей была установлена путём наблюдения. Френология приобрела свой ненаучный характер лишь вследствие ложных предположений, из которых она исходила, и вследствие ложного метода наследования. Форма черепа должна быть определена исключительно ростом мозга, его поверхность должна быть верным отражением поверхности мозга. И то, и другое неверно: почти в такой же степени, в какой костный ящик зависит от изменения фигуры его содержимого, последнее в своём росте сообразуется с первым, и во многих местах утолщения и полости в кости мешают нам выводить заключения о форме подлежащих частей мозга. По учению Галля, которое должно ведь относиться и к близко родственным человеку животным, гориллы должны отличаться необыкновенным развитием органа богобоязни. К сожалению, этот орган — огромный костный гребень, образующийся на месте спаяния обеих теменных костей. Ясно, что дифференцирование и распределение способностей было насмешкой над всякой методой. Вместо того, чтобы исходить из сколько-нибудь разумного разделения духовных сил, последнего ожидали лишь от исследований черепа, от которых, понятно, тотчас шли к широчайшим обобщениям. Таким образом Галль и открыл двадцать семь духовных задатков, распределённых им по поверхности черепа. Чувство, место речи, цвета, стремление к самозащите, поэтический талант, память вещей, память слов, всё это мирно уживалось друг подле друга. Уродливая психологическая теория способностей соединилась с невероятно безрассудным способом естественно-научного наблюдения. При ненасытном желании человека проникнуть в тайники своего собственного сердца и своего будущего, можно легко понять, почему путешествующие френологи долгое время занимали пост средневековых астрологов — гороскопистов. Но что можно сказать, если никто иной, как философ Огюст Конт в френологии видит психологию будущего, и в одной истории философии, следующей по его стопам, Фридрих Галль чествуется рядом с Кантом? Возле критического философа самый некритический из всех современных не-философов — ирония, остроумнее которой трудно придумать, если желательно показать, как мало иногда философия имеет влияния на прочие науки.
Но знаменитая зигзагообразная линия исторического движения обнаруживается и в истории науки, и здесь может быть более, чем где бы то ни было. За поверхностными, оперирующими фальшивыми приёмами, наблюдениями Галля и его последователей, в физиологии следует период добросовестного и осторожного экспериментального исследования. Во втором и третьем десятилетии нашего столетия, в особенности во Франции, были тщательно выработаны методы вивисекции и применены ко многим до того ещё не разрешённым проблемам, прежде всего к исследованию нейтральной нервной системы. Так Флуранс, на основании своих опытов над животными, развил те представления о значении мозга, которые с того времени надолго должны были оставаться руководящими. Он твёрдо установил, что второстепенные части мозга, продолговатый мозг, мозжечок, мозговые холмики, стоят не в непосредственной связи с духовными процессами, но отчасти регулируют чисто физиологические процессы, как дыхание, движения сердца, отчасти приводят в надлежащий порядок произвольные телесные движения, не подвергающиеся в общем контролю сознания. Напротив, обе половины большого мозга он, по явлениям, которые удаление их производило у животных, рассматривал как органы собственно духовных функций, или, как он выражался, интеллекта и воли. Специальной же локализации отдельных духовных проявлений он, в резкой противоположности с френологической системой, не признавал. По совершенном удалении обоих мозговых полушарий, хотя и длятся дальше дыхание, движение сердца и непроизвольные двигательные рефлексы, но всякое произвольное движение и всякий след интеллектуальной деятельности уничтожен. По удалении сколько-нибудь значительной части большого мозга, интеллект и воля остаются в ослабленной степени, и ослабление их идёт рука об руку с количеством потерянной мозговой субстанции. Из этого Флуранс заключил, что большой мозг равномерно во всей массе совершает свои отправления, подобно тому, как любой кусок печени приготовляет и отделяет желчь.