Тот же тон догматической достоверности, каким отличается натурфилософия Декарта, проходит и через его учение о мозге. Конечно, он даёт лишь довольно поверхностные сведения о строении и функциях этого органа. Но он ни на йоту не сомневается в справедливости того, что утверждает. Редко в последующее время кто-либо был так уверен в своей правоте. Ещё сто с лишним лет назад физиологи в этом пункте чуть не ограничивались замечанием, что люди и животные, потерявшие свой мозг, впадают в идиотизм, а один добросовестный анатом заключил своё тщательное описание внешних форм призванием, что мы ровно ничего не знаем о внутреннем строении мозга. В наше время сцена опять совершенно изменилась. Благодаря соединенным усилиям микроскопического исследования, вивисекции и патологического наблюдения удалось собрать массу данных, которые, по-видимому, начинают понемногу слагаться в одну систему. Неудивительно, что и теперь умами овладевает иногда гордая уверенность в победе, способная обмануть нас насчёт размеров достигнутого и ведущая к поспешным гипотезам о неразрешенных загадках. В то же время природа вопроса влечёт за собой то последствие, что физиология отчасти оперирует понятиями, заимствованными из психологии или из какой-нибудь психологической системы, отчасти же развивает определённые воззрения, которые требуют психологической проверки. Таким образом, в настоящее время и психологу представляется почти неизбежная необходимость отдать себе отчёт в выводах, на какие дают право вновь приобретённые познания. Прошли уже те дни, когда спокойно можно было почивать на ложе незнания, ожидать событий и, между прочим, строить фантастические гипотезы о месте нахождения души. Факты говорят чересчур громко, чтобы их можно было игнорировать. Но чему учат нас эти факты в психологии? Что показывают они нам относительно основ нашей умственной жизни? Подтверждают ли они распространенные взгляды или вынуждают заменить их другими? Прежде чем обратиться к этим вопросам, нам необходимо установить самые факты, насколько это возможно без предположения специальных познаний. Для этого бросим предварительно короткий взгляд на развитие, которое прошла физиология мозга от механической натурфилософии XVII века до наших дней.
I
Учение Декарта о том, что душа соединяется с телом в определённом пункте мозга, вытекло не только из общих взглядов на различие умственной и физической субстанций, но также и из физиологических воззрений философа. В мозге, как они думает, соединяются все нервы органов чувств и двигательных частей. В качестве движений тонкого заключённого, в нервах чувств вещества, нервных или жизненных духов, чувственные впечатления распространяются вплоть до мозговых впадин, наполненных до краёв этим веществом. С последними же стоит в непосредственной связи материальный носитель души, мозговая железа. Она по двум причинам необходимо является вместилищем души: во-первых, вследствие своей связи с мозговыми впадинами, сборными пунктами нервных духов, и, во-вторых, она единственное непарное образование мозга. Нервные духи в обратном движении спешат из мозговых впадин через двигательные нервы к мус- кулам. Душа господствует и регулирует эти течения: из впечатлений нервов ощущающих она образует свои представления, а посредством воли она оказывает обратное влияние на двигательные нервы и мускулы. Но иногда течение нервных духов может и без ведома души перескочить из одного рода нервов на другой и, т. обр., произвести те непроизвольные и часто бессознательные движения, которые мы называем теперь рефлекторными. Подобным же образом и другие проявления умственной деятельности сводятся к определенным мозговым процессам: из оставшихся в мозговых волокнах следов движений возникают фантастические картины, из движения нервов, соединяющих сердце с мозгом, — душевные волнения, из движения других нервов организма — страсть. Обращаясь, таким образом, для объяснения внутренних явлений к физическим процессам, происходящим вне души, эта психология как бы наводит на вопрос, не излишня ли во всём этом механизме сама душа? И действительно, Декарт даже животных считает уже бездушными машинами. Когда представители позднейшего французского материализма применили всё это и к человеку, они с некоторым правом могли ссылаться на отца нового спиритуализма, физиологические представления которого они себе усвоили.