Месть пумы

Я застыл на месте как парализованный, глядя на тёмное кряжистое существо, остановившееся прямо передо мной. Хотя нет, уже не тёмное. Панцирь черепахи был теперь ослепительно жёлтым, и по бокам с него медленно стекали капли краски. Чёрные глазки сначала гневно взглянули на мою испачканную в краске лапу, а потом и на мою морду.

– Марш ко мне в кабинет! – прогрохотал голос сеньора Кортанте у меня в голове. – Немедленно! Что ты себе позволяешь?! Какая неслыханная наглость!

– Но я… – робко попытался я возразить.

– Никаких «но»! За мной! Немедленно!

С ужасом в душе я поплёлся вслед за сеньором Кортанте.

Преступление и наказание

В кабинете сеньора Кортанте я робко огляделся по сторонам. Комната была обставлена очень скромно: письменный стол, два стула и полка с папками. На стенах – множество старых фотографий и пожелтевшие вырезки из газет.

Чтобы хоть как-то отвлечься от предстоящего разговора, я начал читать заголовки статей. «Самый успешный полицейский Латинской Америки» гласила надпись над портретом сеньора Кортанте: там он был гораздо моложе, но смотрел так же строго и прямо и его человеческое лицо уже и тогда было всё в морщинах. Ещё с одной фотографии директор школы глядел почти приветливо; он стоял рядом с каким-то долговязым мужчиной и улыбался.

– Мой бывший партнёр, – коротко пояснил сеньор Кортанте, переползая кабинет по диагонали и ничуть не беспокоясь, что за ним тянется жёлтый след. – Энрике был оборотень-собака, он сразу чуял, если у кого какая дрянь припрятана. Мы были классной командой.

– Могу себе представить, – робко отозвался я.

Судя по всему, сеньору Кортанте нравилось находиться в обличье черепахи. В кабинете у него имелся пандус, по которому он взобрался на стул. Я в облике пумы сел перед ним, и теперь глаза у нас оказались на одном уровне.

– Да, мы были классной командой, – сеньор Кортанте не отрываясь смотрел на меня.

– Но вы ведь ушли с этой работы. Почему? – поинтересовался я.

– Мне часто приходилось арестовывать оборотней, – проворчал директор школы, – которые не сумели найти своё место в жизни, не смогли ответить себе на вопрос, кто они такие. Поэтому я бросил работу в полиции и пришёл в эту школу помогать детям, чтобы они не пошли по дурной дорожке. Эту школу основал Ла Чамба, мой старинный друг.

– А почему он больше не руководит школой? – осмелился я спросить.

Сеньор Кортанте помрачнел:

– Трудно работать директором, если уже умер. Его застрелили золотоискатели. Это у нас большая проблема, особенно в районе Амазонки.

– Мне очень жаль.

Надо же, а дочь старого Ла Чамба, оборотень-носуха Мария Ла Чамба всё равно очень весёлая и приветливая. – С тех пор я преследую этих разбойников. И ещё незаконных рубщиков леса, – настроение у сеньора Кортанте явно улучшилось. – Они, как меня увидят, на всю жизнь пугаются.

Когда же я смогу объяснить это недоразумение с краской? Видимо, прямо сейчас.

– А что мне теперь прикажешь делать? У меня уже нет защитной окраски! Теперь я жёлтый, как дурацкая канарейка! – Голос сеньора Кортанте хлестал меня по лицу как ледяной зимний ветер. Он приблизил морщинистую голову к моей морде так близко, что задел мои вибриссы, а я уловил его рыбье дыхание. – Это же просто чёрт знает что такое! Эта история с краской – самое дурацкое из всего, что случилось со мной на этой проклятой неделе!

Я набрал в грудь воздуха, чтобы оправдаться, но мне не удалось вставить ни словечка.

– Ты думаешь, ты крутой, потому что ты пума? Да раньше я кошечек вроде тебя на завтрак ел. А потом ещё когти об их мех вытирал!

Защищаясь от нападок, я поднял лапу вверх, но он костерил меня ещё минут пять. Мне показалось, что это были пять лет.

Наконец сеньор Кортанте спросил: