Месть пумы

– Как тебе вообще в голову пришла такая гадость?! Отвечай, мерзкий шелудивый котёнок!

– Никак, – осмелился я ответить. – Это был не я.

– Вот, значит, как. И можешь это доказать?

– Нет, думаю, не смогу. – На душе было невыносимо тяжело.

Он ещё ближе придвинулся ко мне. Я собрался с силами, чтобы не отвернуться. И снова его голос хлестнул меня:

– Кто это сделал? Твои дружки?

– Нет, – тут же ответил я.

– Тогда назови мне их имена, – сеньор Кортанте буравил меня взглядом.

– Ээ-э, да, но я…

– …но ты этого не сделаешь, да? – закончил за меня директор школы.

– Верно, – инстинктивно сказал я.

– Хорошо. Не люблю стукачей. Ну, кроме своих осведомителей. Дай угадаю – они подстроили тебе ловушку? – Сеньор Кортанте рассмеялся – звук был такой, как будто вниз по склону грохочут камни. – У меня тоже был такой случай. Один преступник подкинул мне кое-что незаконное, чтобы меня арестовали. Ха-ха-ха, как же он облажался! Он и теперь ещё в тюрьме. – О! – только и сказал я. Я не понимал, куда клонит директор, но на душе у меня немного полегчало.

– А ты знаешь, кто ты такой?

– Да, сеньор Кортанте, я знаю, кто я, – ответил я и почувствовал, что окончательно успокоился. – Я не человек и не пума, я и то и другое одновременно, и мне это нравится, особенно с тех пор как я учусь в школе «Кристалл».

– Это хорошо, – пробурчал директор и взглянул на жёлтые пятна на полу. – Завтра все ученики встанут в пять утра и будут оттирать эту краску с меня, с моей хижины и с пола. Тебе ясно?

– Ясно, – кивнул я.

Видимо, разговор был окончен. Я беззвучно поднялся и уже собрался удалиться, мягко ступая кошачьими лапами.

– Да, вот ещё что! – снова раздался голос директора школы у меня в голове. – Мне кажется, язык у тебя хорошо подвешен, ээ-э, как там тебя?

– Караг, – быстро подсказал я.

– Один крупный телеканал хочет взять интервью о нашем школьном обмене. У школьника. Ты туда пойдёшь. В наказание, – проворчал сеньор Кортанте.

– Но за что вы меня наказываете? Это же не я вас облил, – осмелился я возразить.

– Очень может быть. Но ты и не помешал этим разбойникам. Наоборот, ты захотел всё увидеть собственными глазами. Вот теперь и расхлёбывай.

Он, конечно, прав. Я больше не возражал и поспешил вернуться к себе в хижину. Вернее, попытался. Но я не смог встать! Я напряг все свои мускулы, и у меня наконец получилось подняться, но изрядное количество моих волосков осталось в кабинете директора школы, приклеенных к полу настоящей краской для маркировки улиц.

Наконец-то можно уйти!

– Ну, рассказывай! Что он с тобой сделал? – Фрэнки, Брэндон и Генри обступили меня в ванной комнате: я пытался оттереть жёлтые пятна с руки. Но эта краска для маркировки улиц оказалась невероятно стойкой. Сеньору Кортанте, наверное, неделю придётся отмываться.

– Вроде ничего ужасного, – ответил я и рассказал о наказаниях, которые нас ожидают. Фрэнки пожал плечами: для него встать в пять утра не проблема.

А вот Брэндон недовольно крякнул:

– И всё из-за этих дебильных волков!

– Какое странное наказание – интервью на телевидении, – удивился Генри, поблескивая золотистыми глазами. – Многие туда бы бегом побежали.

– Ну, тогда ясно, в чём состоит наказание, – сказал я. – Меня будет преследовать бешеная зависть. И мои бывшие друзья будут думать, что мне нужна слава и свет софитов.

И тут я вздрогнул. Свет софитов. Завтра я окажусь на телевидении. Это мой шанс. Это возможность предупредить всех зрителей о планах Эндрю Миллинга. Но если я решусь выступить против него, что станет со мной? И с моей семьей? Оправдан ли такой огромный риск? Я же прекрасно помню, как Миллинг угрожал мне в последнем письме:

«Предупреждаю тебя – не пытайся препятствовать мне. Если ослушаешься – сразу ощутишь мой гнев на своей собственной шкуре и на шкуре тех, кто тебе дорог».

– Что с тобой? – спросил Брэндон, пристально глядя на меня. – Что-то не так?