И песню, которую она выбрала, приняли «на ура». Но нужно было время, совсем небольшое, чтобы зрители поняли, что эта статная женщина в облике классической певицы выбрала такую песню. Но как только это время прошло, зал заревел и принялся подпевать. Сначала это были задние ряды, потом включились средние, а передние просто пошли танцевать. Архипова уже совершенно не волновалась, она делала паузы, вспоминая, как их делал любимый певец, она подпрыгивала, размахивала руками. Александра совершенно освоилась, получая удовольствие и от песни, и от реакции зала, и от себя. В какой-то момент она оглянулась на музыкантов и поймала взгляд гитариста Славы. Он кивнул ей, как кивает артист артисту – одобрительно и с пониманием – мол, показываешь класс! Это еще больше раззадорило Архипову, и она вышла на край сцены, наклонилась вперед, хлопая в ладоши. Когда закончился проигрыш, она запела последний куплет, подпрыгивая и выбрасывая вверх руку. В этот момент ее нога неловко скользнула по мокрой деревянной половице сцены, и Архипова… упала. Упала она так, что ее маленький каблук попал в расщелину, застрял там, вывернув ногу неестественным образом. Александра уронила микрофон, изо всех сил старалась поправить задравшийся подол платья и почти потеряла сознание от боли. Она только помнила, что кто-то вскочил на сцену, заорал громоподобным голосом: «Скорую, мать вашу! Скорую!» Потом ее подхватили на руки и понесли. От боли она не могла говорить, но глаза открыла и увидела знакомо-незнакомое лицо.
– Вы кто? – спросила она.
– Дед Пихто! – ответили ей и добавили: – Ты глаза закрой, закрой, сейчас тебе обезболивающее дадут, и сразу легче станет.
Архипова отчего-то сразу поверила и этому знакомому незнакомцу, и его голосу. Она закрыла глаза и открыла их только через сутки.
Эпизод восьмой. Короткий
Пахло малиной. «Мне кто-то заварил сушеную малину», – подумала Архипова и попыталась вспомнить, с кем она беседовала об этой самой малине.
– Пить хочешь? – спросил мужской голос.
– Хочу, – сказала она. Собственный голос ей показался глухим и низким.
– Вот. Давай, тихонько, глотками маленькими. – Кто-то аккуратно поднял ее голову, а к губам поднес чашку. Архипова подумала, что голове очень уютно в этой большой ладони. Она сделала глоток и наконец повернула голову.
– Вы?! – изумилась Александра и дернула ногой. Нога резко заболела.
– Я, – сказал сосед Николай, – а вот ногой тебе двигать нельзя. Через два дня снимут шину, или как это называется, и тогда можешь хоть танцевать.
– Вы откуда здесь? – спросила Архипова, морщась от боли.
– Ну, я… Проходил мимо… – Николай сделал невинное лицо.
– Зачем врете. – Архипова вдруг вспомнила, как она пела. – Вы же на сцене тогда были. Когда я шлепнулась. Вот ведь позор.
– Был на сцене. И теперь очень рад, что оказался на этом «душном» мероприятии. Вам как-то удалось его оживить, привнести нотку гламура и цирка одновременно.
Архипова рассмеялась.
– Как вам не стыдно! Мне и так плохо. Оттого, что выпендривалась – надо было отказаться от выступления. И из-за этого падения.
– Но это же могло с каждым случиться.
Вошла медсестра:
– Девушка, судно вам нужно? Позвать сиделку?! – спросила она, словно бы и не было в палате гостя.
– Э-э-э… – Архипова стала пунцовой и с ужасом посмотрела на Николая. Медсестра хмыкнула:
– Ничего особенного. Он тебя и без памяти видел, и голой. Ты в своем платье запуталась…
– Значит, так, я пойду. – Николай поднялся. – Саша, у тебя есть сиделка, она поможет. И в ванную отвезет, и в туалет, и одеться поможет. Ходить тебе нельзя, только в кресле-каталке пока передвигаться надо.
– Николай! – Архипова вдруг почувствовала, что заплачет сейчас. – Николай, прошу, отправьте меня домой. У меня есть деньги. Можно самолетом. Я там быстрее поправлюсь. Не могу я эту Анапу видеть!
Николай внимательно посмотрел на Архипову.
– Саша, я тебя понял. Завтра снимут повязку, и ты улетишь в Москву. Я тебе обещаю.
Архипова знала, что этот мужчина не врет. Знала, была уверена, что он перевернет Анапу, близлежащие селения и морское дно, но билет в Москву для нее добудет.
– Спасибо вам. – Архипова все же разрыдалась.
Николай шикнул на медсестру, та скрылась. Он же наклонился к Александре:
– Сашенька, не надо плакать. Нога будет в полном порядке, в Москву улетишь. Все у тебя будет хорошо, только не плачь, я тебя очень прошу.
Александра зарыдала еще сильнее. Николай, присев на край кровати, гладил ее по плечу и приговаривал: «Ах ты зайчик мой, зайчик ты серенький…»
В самолете Архипова спала. Нога почти не болела, было немного неудобно сидеть, но это уже казалось такой ерундой по сравнению с тем, что случилось. Александра дала себе слово, что до Москвы она не будет думать ни о чем – ни о Колесникове, ни об этом сумасшедшем отпуске, ни о ноге, ни о Николае, который неожиданно оказался рядом. Архипова была так измучена всем, что даже не могла удивиться этому удивительному стечению обстоятельств, этой встрече с соседом Колесникова. Весь полет он продремала, радуясь, что все осталось позади.
В Москве ее разбудила стюардесса: