Месяц на море

– Зрители будут, а куда им еще деться в такую погоду. А тут хоть весело. Волнуюсь за помощника – он у меня еще и конферансье, и рабочий сцены. Я, конечно, справлюсь, но это все равно нервы. Мало ли, что там по ходу мероприятия случится. Ну и вообще…

– У вас синдром поездки. Знаете, это когда чемоданы собраны, ты на выходе, а в голове вдруг мысль: а не остаться ли дома? Тревога, что ли, какая… Ничего, пройдет. А потом, помните, что на курорте люди любому развлечению рады будут. Даже если у вас свет погаснет и музыка вырубится – все только удивятся… И еще завтра будут рассказывать друг другу о происшествии.

– А начальство? Оно не будет так благосклонно.

– Я вас умоляю, – рассмеялась Архипова, – ну что вам сделает начальство?! Вы что – молодой, энергичный человек – работу себе не найдете?! Найдете, и еще лучше! Так что прекратите волноваться, прекратите себя настраивать на минорный лад. Смотрите на меня! Я никогда не выступала. Только на заседаниях кафедры и на научных конференциях. И ничего, весела и спокойна.

– Вам легко говорить…

– Опять, – рассмеялась Архипова, но тут же спохватилась: – Я хочу с вами договориться. Я останусь в этой самой гримерной до самого своего выхода. Я не хочу смотреть в зал, не хочу слушать других участников. Понимаете, я боюсь смалодушничать. Я хочу выйти и спеть, словно это только мой концерт, словно это только я выступаю.

– Хорошо, – пожал плечами Вениамин, – делайте как хотите, только не опоздайте на сцену.

– Но меня же позовут?

– Да, помощник. Или я.

– А какая по очереди я?

– У нас одно отделение. Я вас поставил в самый конец.

– Почему это? – обиделась Архипова.

Вениамин с удивлением глянул на нее:

– Вы в курсе, что самые почетные участники выступают в конце?

– Ах, я забыла, действительно. Вы мне просто такой аванс даете, а вдруг…

– Слушайте, только что вы мне говорили, что «вдруг» – это полная ерунда и думать об этом не надо. Говорили?

– Говорила, – кивнула Архипова.

– Вот, так и настраивайтесь.

Летний театр уже был заполнен. Самые сообразительные заняли места заранее, поскольку дождливый день шансов не оставлял. Люди сидели, переговаривались, прислушивались к шуму, с которым дождь колотил по огромному навесу.

– Да уж, здесь будет весь город, – проговорила Архипова.

– Не вздумайте сбежать, – пригрозил Вениамин.

Александра расхохоталась.

– Да, и еще. Там, за кулисами, не очень много гримерок, но так вышло, что вы будете она.

– Это вы позаботились.

Вениамин загадочно улыбнулся, как бы не отрицая, но и не подтверждая. На самом деле одна из участниц попросилась быть в гримерке со своей подругой, а еще две отказались от них. Они сказали, что придут прямо к выступлению уже в образе. Поэтому Архипова вполне могла остаться одна. Но Вениамину хотелось, чтобы Александра думала, что он влиятелен и заботится о ней особенным образом.

Гримерная представляла собой комнатенку, продуваемую всеми ветрами – щели были везде. Но было чисто, белые стены пахли штукатуркой. Архипова вдруг опять вспомнила свой отдых с дочерью. Тогда этот запах тоже сопровождал ее. «Да, конечно, в домике татик, бабушки, пахло так!» – мелькнуло у нее в голове. Как назло, тут же в памяти всплыл Колесников и эта его выходка с опозданием в гости.

«Человек вызывает только неловкость. И я не пойму: то ли за саму себя стыдно, то ли за него, то ли за обоих нас стыдно! Вот же наказание, а не человек!» – поморщилась она. Чтобы как-то отвлечься, она вытащила из сумки салфетки и протерла стул, стол и вешалку. На нее она повесила платье в целлофановом чехле и мешочек с обувью. Новые туфли она не стала покупать, уже было некогда и неохота, а решила надеть босоножки, купленные в день бегства от Колесникова. Босоножки были дешевыми, но имели маленький каблучок и выглядели изящно.

Потом Архипова достала зеркало, накрасила глаза, подрумянила щеки и напудрила нос. Она еще вчера в Интернете прочитала, что самое главное в театральном гриме – это скрыть лоснящиеся нос и подбородок. Они предательски сверкают в лучах софитов. Пока она это делала, раздались звуки музыки. Архипова прислушалась – со сцены звучали частушки. «О, самая пора одеться, а потом буду сидеть и ждать своей очереди. А очередь в самом конце. Пропасть свободного времени, буду отдыхать».

Когда Архипова уже сидела полностью одетая и слушала исполняемую кем-то песню Аллегровой про угонщицу, в дверь постучали.

– Кто там? – спросила она.

– Свои, – раздался голос Вениамина.

– Ну, если свои… – ответила Архипова, открывая дверь.

Вениамин вошел и остолбенел:

– Это вы?!

– Нет, композитор Мусоргский на известном портрете…

– Господи, да вы звезда…

– О, как говорил Жванецкий, «вы еще не слышали нашего звучания»…

– А вы можете только рот раскрывать, а они вас будут изучать… В этом платье вы просто бомба.

– Спасибо, но я бы предпочла, чтобы вы сказали, что я элегантна.

Вениамин махнул рукой, мол, что вы понимаете.

– Так, за вами зайдут за пять минут до вашего выхода. До сцены идти две минуты. Потом вас объявляют, потом проигрыш группы, и вы – на сцене.

– Я поняла, а когда это будет?

Вениамин посмотрел на часы: