Мешуга

Большой дом Хаима Джоела, расположенный в окрестностях Тель-Авива, был полон гостей — во всех комнатах толпились люди, олицетворявшие женскую красоту, муж­ской талант, высокие гражданские качества и даже филантропию. Я никогда не видел че­го-либо подобного. Хаима Джоела помнили еще по приемам в Берлине, где он жил до то­го года, когда Гитлер пришел к власти. В то время хозяйкой была покойная Матильда. Казалось, это «парти» или (сборище) было несколько хаотично, свободно от ка­ких-либо условностей. В дверях Хаим Джоел вместе со своей будущей супругой коротко приветствовал меня. Он был в смокинге, ко­торый придавал его низенькой фигуре комич­ный вид, делая его чем-то похожим на карли­ка в цирке. Стоявшая рядом с ним огромная женщина в платье с золотыми блестками и с башней крашеных рыжих волос была обвешена драгоценностями. Они приветливо поздорова­лись с нами, но оглушительный шум из комнат поглотил их слова. Здесь можно было услы­шать все языки мира — обрывки разговоров и фразы на идише, иврите, английском, немец­ком, французском, русском, польском, вен­герском. Мириам взяла меня под руку, и мы поспешили вперед. Официанты и официантки несли подносы, нагруженные деликатесами. Группы гостей теснились возле буфетов, ломившихся под тяжестью яств и бутылок. Я заметил незнакомца, который отличался сверхъестественным сходством с доктором Герцлем — та же борода, те же глаза, то же бледное аристократическое лицо. Меня обступили мужчины и женщины, которым я, по-видимому, был известен. Они приветствовали меня, жали мне руку, орали мне в уши что-то невразумительное. Время от времени кто-нибудь пытался перекричать толпу, по­стучать ложкой о стакан, безуспешно призы­вая к порядку. Становилось теплее, и в доме было уже невероятно жарко. Мириам сказа­ла мне на ухо:

—   Давай удерем отсюда!

Мы пробивались из комнаты в комнату, пока в конце концов не оказались в спальне. На двух широких кроватях высились груды пальто и жакетов. На самый верх одной из этих груд взгромоздилась вельветовая шляпа раввина или рабби. Я уже раньше заметил нескольких бородатых мужчин с ермолками на головах, одетых в длинные грубошерст­ные сюртуки. Я слышал, что, наряду с други­ми организациями, Хаим Джоел Трейбитчер поддерживал несколько иешив в Сафеде и Иерусалиме. В этой комнате было тихо, и я направился к стулу, который стоял у стены. Мириам воскликнула:

—   Баттерфляй, я голодна. Я была на­столько глупа, что решила, что они посадят нас за стол и накормят.

—   Я должна поискать Макса. Оставайся здесь.

—   Не забудь вернуться.

Я уселся в розовое кресло. В карманах мо­их брюк лежали два свежих носовых платка, но они оба уже были влажными от пота на лице. Мириам поцеловала меня и бросилась в мир беспорядка и безумия. Когда она от­крыла дверь, возникло впечатление, как буд­то тысяча глоток слила свои голоса в единый рев. Комната была полна теней от единствен­ной лампы. Итак, это спальня миллионера, подумал я. Здесь он будет спать с этой ги­гантской женщиной всего через несколько месяцев после того, как умерла его жена. Я был голоден, но в то же время чувствовал тяжесть в желудке. Меня пучило, и рот пере­полняла какая-то кисло-сладкая жидкость. «Как они станут вручать мне премию во время такой оргии? — спрашивал я себя. — И как они найдут меня?» Хорошо было снова ощу­щать одиночество. Мне не хотелось ни их денег, ни их почета.

«Жениться, стать отцом? — вопрошал мой диббук. — Вырастить второго Аарона Грейдингера, второго Макса, вторую Мириам, вто­рого Джоела Трейбитчера или, быть может, второе такое же чудовище, как эта да­ма, которая будет его женой?» Никому не да­но знать, что может создать комбинация ге­нов. Я стал искать какую-нибудь книгу, журнал или газету, чтобы отвлечься от своих мыслей, но ничего не нашел. Откинув голову на спинку кресла, я закрыл глаза.

Я стал впадать в то мрачное настроение, которое охватывало меня всякий раз, когда мне случалось оказаться в толпе. Одного человека, даже двух или трех я мог выносить с легкостью, но большое скопление людей все­гда вызывало у меня страх. Толпа может стать опасной; сборища, толпы способствуют началу войн, революций, инквизиции, из­гнаний, крестовых походов. Даже группа ха­сидов или толпа на похоронах ужасали меня. Это толпа отлила золотого тельца и потом поклонялась ему; толпа подвергла остракиз­му Спинозу; в 1905 году толпа еврейских ре­волюционеров напала на лавочника на Крохмальной улице и убила его, решив, что он капиталист. Толпы сжигали евреев, еретиков и ведьм, линчевали негров, поджигали дома, грабили, насиловали, даже убивали малень­ких детей.

почти задремал, когда дверь вдруг распахнулась, и в комнату ворвалась мешанина голосов. Это была Мириам в сопровождении Хаима Джоела Трейбитчера, Макса и Стефы. Я вздрогнул и проснулся. Макс хорошо выглядел в вечернем костюме. Он подкрасил бороду, в ней снова появились черные поло­сы. Макс громко заорал:

—   Что ты прячешься, как застенчивая невеста? Мы пришли за тобой!