Мертвый лед

— Он прибегнул к магии душ, которая, предполагается, вообще не работает, чтобы захватить Эстреллу и использовать ее душу. Став зомби, она подарила ему способность выдерживать кое-какие ранения, только в отличии от нее он исцеляется.

— Хочешь сказать, она так и останется с этой дырой в боку? — спросил Саттон.

— Зомби не могут залечивать раны, так что если мы не освободим ее душу, то да.

Макс снова ухмыльнулся. Хилл налег на него сильнее, удерживая, и наконец Макс издал болезненный звук, значит он все еще чувствует боль. Хорошо.

— Я не ожидал, что кто-то прострелит в ней дыру, — сказал он сквозь стиснутые зубы.

— Тогда не стоило использовать ее в качестве щита, — заметила я.

Я услышала вой сирен, скорая была уже близко.

— Тогда что мы можем сделать для нее? — спросил Хадсон.

— Надеяться, что с восходом солнца разум покинет ее, и бояться она будет лишь ночью.

— Когда встанет солнце, ее душа никуда не исчезнет, — сказал Макс, и его голос все еще звучал приглушенно.

Все мужчины навалились на него, вжимая его в землю и ускоряя кровотечение, но это не убьет его. Пока мы или не снимем с него гри-гри, или не найдем способ уничтожить зомби Эстреллу, он не способен умереть. Почему по-настоящему злобные ублюдки так чертовски боятся смерти?

Трусы, такие трусы.

Прибыло две машины скорой помощи, и мы позволили медикам забрать и Макса, и Эстреллу, хотя узнав, что она зомби, они, кажется, были растеряны.

— Можем ли мы дать зомби седативное? Можем ли мы успокоить ее? — спросил у меня один из фельдшеров.

— Я не знаю.

А затем осознала, как сглупила, настолько зациклившись на том ужасе, что может сотворить дар работы с мертвыми, совсем забыв о том, как полезен он может быть. Я подошла к зомби, которая была привязана к каталке, она по-прежнему всхлипывала и повторяла, как ей больно. Сомневаюсь, что ей действительно было больно, но это могло быть нечто вроде фантомной боли ампутированных конечностей. Некоторые потом годами чувствуют боль в отсутствующих частях тела. Эстрелла ожидала, что рана должна болеть, поэтому она и болела, и это конечно чертовски ее пугало. Если бы я знала, что не смогу сегодня же освободить ее душу, я бы все равно выстрелила в нее, чтобы спасти Конни, но сожалела бы перед этим чуточку больше.

Она посмотрела на меня своими огромными, темными глазами. Я взяла ее за руку и направила на нее свою некромантию с мыслью: «Успокойся, не бойся.» Я шептала ей эти слова, наблюдая, как ее лицо покидает ужас, как расслабляется ее тело.

— Что ты творишь, Анита? — завопил Макс.

Я проигнорировала его, но Эстрелла вздрогнула, всхлипнув. Она, конечно, узнала его голос, и он не предвещал ей ничего хорошего.

— Он больше не сможет навредить тебе, Эстрелла. Ты в безопасности, — это была и правда, и ложь одновременно, но ее глаза снова наполнились покоем. Это помогло ей расслабиться.

— Она моя! Ее душа моя! Моя!

Я улыбнулась милому личику спокойной зомби, которая не подозревала, что была мертва. И она улыбнулась в ответ.

— Ты в безопасности. Нечего бояться.

— Я в безопасности, нечего бояться, — повторила она.

Я погладила ее ладонь и положила на одеяло, которым ее укрыли, когда везли к машине скорой помощи. Я отошла поговорить с Максом, прежде чем его загрузили в машину. Мы собирались сопровождать их, потому что когда Хадсон спросил, может ли Макс воспользоваться магией, чтобы сбежать из машины скорой помощи или из госпиталя, я не смогла однозначно ответить да или нет. Он уже сотворил с помощью магии то, что считалось невозможным, так что все может быть.

— Что ты с ней сделала? — спросил он, натягивая ремни, которыми был прикован к каталке, и наручники на запястьях.

— Избавила ее от страха.

— Но я хочу, чтобы она боялась. Хочу, чтобы она помнила, что она сама виновата во всем этом.

— Виновата в чем? В том, что дала тебе под зад? Больно уж настойчивый ухажер, Макс.

— Максимилиано, и она моя, Анита, моя! Отвали от нее со своей магией!

— Она слушается меня, моей некромантии, и даже с частичкой ее души в себе, ты так и не можешь помешать мне контролировать ее.

— Тогда, через компьютер, я помешал тебе.

— Да, потому что ты мог коснуться зомби, в отличии от меня, но теперь-то я могу дотронуться до нее, а ты нет. Спорим, что я смогу управлять ей, даже если ты этого не захочешь. Я буду беречь ее покой и не позволю ей бояться, пока мы не получим разрешение от судьи снять гри-гри, чтобы освободить ее душу, потому что торговля человеческими частями тела и душами — тяжкое преступление. Ты же знаешь об этом?

— Как ты докажешь, что у нее вообще есть душа, которую я удерживаю?

— Мне не придется, кто-то пытался продать свою душу на eBay пару лет назад, и судья постановил, что душа — такой же человеческий орган, как и все остальные. Продажа частей собственного тела — преступное деяние.