Мертвый лед

— Да уж, для меня это тоже было впервые, но он застрял в горах зимой, один из товарищей погиб, и они получили достаточно мяса, чтобы выжить.

— Думаешь, из-за этого он получился таким необычным?

— Мы оба так считаем, — ответил Мэнни.

Я кивнула.

— Я напишу статью об этом в академические журналы, и выскажусь за то, чтобы этот пункт добавили к списку причин установки знака «ни в коем случае не анимировать этот труп».

Экскаватор подъехал к могиле, и мы отошли, чтобы слышать друг друга.

— А что еще в этом списке? — спросил Зебровски.

— Под вопросом те, кто при жизни был священнослужителем какой-то религии, — ответил Мэнни, и я не стала возражать. — А того, кто практиковал вуду, ни за что поднимать нельзя. Экстрасенсориков, ведьм и колдунов, всех, кто при жизни участвовал в каком-то сверхъестественном событии, поднимать рискованно и лучше этого избегать.

Я задалась вопросом, где носит Никки с командой зачистки. Они должны вооружиться огнеметами и надеть защитные костюмы. Если Уоррингтон выберется из могилы все еще кровожадным, нам будет кстати их помощь. Никки вышел к дороге, чтобы встретить команду и привести к нам. А еще он проверит, хватит ли на нас всех протеиновых батончиков, которые Натаниэль начал подкладывать мне в машину. Это конечно был не ужин, но поддержит уровень сахара в крови и не даст мне энергетически осушить тех, с кем я метафизически связана. Могильщики уже заблудились на кладбище, и на то, чтобы снова погрузить экскаватор на грузовик и проехать к нужному месту, ушло время, которого у нас не было. Нужно раскопать могилу до рассвета, или зомби с восходом может быть уже мертв для этого мира, и мы так и не выясним, что происходит в его гробу, когда темнеет. Я снова думаю о нем, как о личности, несмотря на то, что он был зомби, плотоядным зомби, он сохранил достаточно рассудка, чтобы по-прежнему оставаться для меня Уоррингтоном. Он до сих пор мог все осознавать и чувствовать, и прежде чем уйти, я должна узнать наверняка. Я должна знать.

Я всматривалась в темноту, думая, где же Никки, и… Так же, как и ранее этой ночью, энергия на кладбище словно изменилась. Такие же ощущения возникают иногда на местах, где проводились ритуалы, влияющие на святость этой земли. Как будто случилось что-то на метафизическом уровне между моим первым посещением кладбища и вторым.

— Ты чувствуешь это, Мэнни? — спросила я.

— Что именно? — уточнил он.

— Энергетика на кладбище раньше была получше.

— Здесь я раньше не был, но большинство старых захоронений ощущаются так же, как и это, Анита.

— Клянусь, этого не было раньше.

— Может, ты просто чувствуешь вину, — предположил он.

— Вы о чем, оно ощущается по-другому? — спросил Зебровски.

— Иногда старые кладбища могут своего рода потерять святость, — пояснила я.

— Если на них давно не было свежей могилы и не проводилось церемонии похорон, словно у святой земли истекает срок, — уточнил Мэнни.

— То есть здесь уже не святая земля? — спросил Зебровски.

Мэнни в ответ неопределенно махнул рукой.

— Священнослужитель может провести один простой обряд, окропить границы святой водой, и новые похороны все исправили бы, — сказала я.

— Гули могут осквернить святую землю, — напомнил Мэнни.

Я покачала головой.

— Думаю, сначала исчезает святость этого места, а затем уже некоторые мертвые восстают как гули.

— Погоди, что? — вмешался Зебровски.

— Гули — один из самых загадочных видов нечисти. Даже среди аниматоров и ведьм до сих пор ведутся дебаты, вторгаются ли гули на кладбище и оскверняют его, или вылезают из своих могил, когда земля перестает быть святой.

— Один из тех споров: «Что было первым: курица или яйцо?» — заметил Зебровски.

— Точно, — подтвердила я.

— С этим видом нечисти я никогда не встречался раньше, — сказал он.

— Гули — безобидные трусы. Крикнешь «бу!», и они спрячутся, — сказал Мэнни.

Я взглянула на него.

— Если ты так считаешь, то видел только обычных гулей.

— Ой, я забыл, ты же встречала гулей, ставших хищниками, — вспомнил он.

— Чую, мнения разделились, — сказал Зебровски.

— Мэни прав относительно большинства гулей. Они падальщики, которые роют под могилами туннели и на первых порах вылезают только, чтобы поесть. На самом деле, первое, что замечают смотрители зараженных кладбищ — несколько разбросанных костей или провалившаяся в туннели могила.

— Или они роют туннель так близко к надгробию, что оно накреняется, а то и проваливается внутрь, — добавил Мэнни.

— Ага, а основное недовольство связано с тем, что людям не нравится сама мысль, что их близких кто-то жует в их же могилах.

Зебровски скривился.

— И я их понимаю. Приходишь ты на могилу к бабушке с цветами и обнаруживаешь, что ее останки разбросаны повсюду, словно корм для собак.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Ну да, вроде того. Они вызывают команду зачистки, те сжигают туннели при свете дня, и фьють — проблема решена. Обычно.

— А когда необычно, что происходит? — спросил он.