Мертвая зыбь

Майя открыла шкатулку и выложила целую кучу вещей – ножницы, мотки шерсти, катушки с нитками, подобранные по размеру иглы в аккуратной прозрачной кассете. Герлоф вспомнил, как он сам чинил паруса на своей лайбе. В шкатулке оказалось двойное дно. Она подняла его и протянула Герлофу плоский жестяной футляр в бурых пятнах. Хорошо бы это была ржавчина, подумал Герлоф.

– Вот. Посмотри.

Он взял футляр и слегка потряс. Внутри что-то загремело.

– Могу открыть?

– Можешь делать с этим все что хочешь, Герлоф.

Замка нет. Он осторожно, стараясь ничего не сломать, открыл футляр. Сколько блеска!

Может, конечно, просто осколки цветного стекла, Герлоф ничего не понимал в драгоценных камнях, но почему-то хотелось думать, что это не стекло. И крест. И здесь он специалистом себя не считал, но распятие, судя по благородному матовому блеску, сделано из чистого золота.

Борясь с соблазном повертеть в руках камушки, он поскорее закрыл футляр.

– А ты кому-нибудь рассказывала?

– Только мужу. Незадолго до смерти.

– А он? Никому?

Майя грустно улыбнулась.

– Ты же помнишь Хелье. Клещами слова не вытянешь. И если бы он даже рассказал кому-то, я бы знала. У нас секретов не было.

Этому можно поверить. Хелье… Герлоф даже голос его не мог вспомнить, настолько тот был неразговорчив. Но ведь каким-то образом слухи о кладе пошли гулять по всему северному Эланду. Якобы у немцев были с собой награбленные в балтийских странах сокровища. Герлоф сам слышал такие разговоры. И Йон слышал, и Андерс.

– И он, футляр этот, все время лежал у тебя?

– Я его даже и не трогала. Это же не моя вещь… но как-то я попыталась отдать его матери Нильса. Вере.

– Ну да? И когда это было?

Майя опять села. Герлоф отметил, что она слегка подвинула стул, так что теперь колени их то и дело терлись друг о друга под шатким чайным столиком.

– Позже… уже в конце шестидесятых. Хелье прослышал, что Вера начала распродавать свои прибрежные участки. Значит, не больно-то у нее было с деньгами. И я подумала… по совести-то… это ведь скорей ее камушки. Не мои-то уж точно.

– И ты поехала к ней?

– Села на автобус и поехала в Стенвик. Вхожу в сад… лето было, входная дверь приоткрыта, ну я и пошла по ступенькам. А ноги-то дрожат – я ведь побаивалась Веру, и не только я одна. Слышу, в доме музыка, негромко так… то ли радио, то ли патефон. И голоса. Кто-то у нее был.

– У нее ведь много лет была экономка, так что, скорее всего…

– Нет. Двое мужчин. Один бормотал что-то, не разобрать, а у другого голос такой зычный, уверенный… я бы сказала, капитанский.

– А ты их не видела?

– Нет-нет, – быстро сказала Майя. – Я и подслушивать не стала. Поднялась по лестнице и сразу постучала. Они там затихли. Через минуту на веранде появилась Вера и дверь за собой закрыла. Я даже испугалась… много лет ее не видела, как она изменилась! Тощая, кривая какая-то… как пересохший канат. Но характер, видно, никуда не делся… «Что надо?» Даже не поздоровалась. Будто я воровка или не знаю кто. Я растерялась, начала что-то бормотать… футляр в кармане, я его даже не достала, и лепечу что-то: дескать, Нильс, альвар… глупо. И в самом деле глупо, потому что она разозлилась, как мегера. Вон отсюда, кричит, убирайся! И скрылась в кухне. Я постояла-постояла, да и ушла. Поехала домой… а через пару лет и она умерла.

Герлоф понимающе кивнул. Вера умерла на той же лестнице, с которой свалилась Юлия.

– А о чем они там говорили? Эти двое?

– Не знаю… – Майя пожала плечами. – Что-то там о тоске… Это тот, громкоголосый, сказал. «Если вы тоскуете друг по другу»… или что-то в этом роде.

Герлоф задумался.

– Может, родственники? У нее полно родни в Смоланде.

– Очень может быть.

Они помолчали.

Больше вопросов у Герлофа не было – он и так узнал куда больше, чем ожидал. Все это надо обдумать.

– Ну что же. – Он протянул руку, чтобы погладить ее по плечу, но она слегка нагнулась, и на месте плеча оказалась щека. Они замерли ненадолго. Майя закрыла глаза.

Герлоф вздрогнул и отнял руку.

– Майя… я уже не могу…

– Ты уверен?

Он грустно кивнул.

– Суставы болят так, что…

– К весне обычно проходит. Так часто бывает.

– Будем надеяться. – Он постарался встать как можно быстрее. – Так-то я еще бодр, ты не думай, вот если бы не Шёгрен… Как бы то ни было, Майя, большое спасибо. Я никому не расскажу про наш разговор. Ты знаешь…

Майя осталась сидеть.

– Все хорошо, Герлоф, – тихо сказала она.

Он положил футляр на столик. Оказывается, он так и держал его в руке. Но Майя покачала головой, вынула распятие, отложила в сторону и протянула ему футляр.

– Возьми, – сказала она. – Пусть будет у тебя. Зачем мне эти заботы?

– Договорились.

Он неуклюже покивал на прощанье и ушел. Тяжелый и холодный футляр оттягивал карман брюк, камушки слегка погромыхивали при каждом шаге.

Герлоф вернулся в свою комнату и запер дверь. Никогда не запирал, а сейчас запер.

Военный трофей. Оккупанты отнимают у людей последнее и называют это трофеями. Интересно, у кого солдаты отняли эти камушки? Они-то поплатились за них жизнью, а может, не только они?

И куда их спрятать?

Герлоф огляделся. Шкатулкой с двойным дном он до сих пор не обзавелся.