Йон сидел напротив него в своей маленькой кухне, покачиваясь на стуле – вперед-назад, вперед-назад. Явно нервничал. Молча кивнул: спасибо, сказал и сказал. Причину его нервозности искать было не надо: за столом сидел не кто иной, как Леннарт Хенрикссон в полной полицейской выкладке. Без четверти шесть, за окном уже темно. Глубокая осень.
На столе лежала пустая коробочка из-под снюса.
– Значит, опять взялись за эту старую историю…
– Взялись… да, можно сказать, взялись, – пожал плечами Леннарт. – Мы бы хотели поговорить с Андерсом, если, конечно, это его коробочка. Если это так, то это именно он ночевал в вилле Кантов, именно он копал в подвале, именно он повесил газетные вырезки про Нильса Канта и Йенса Давидссона. И если это в самом деле так… в общем, надо с ним встретиться и поговорить. Спросить, где он был, когда пропал Йенс.
– А его и спрашивать не надо, – сказал Йон. – Я могу ответить.
– Вот как? – Леннарт потянулся за блокнотом. – Тогда отвечай.
– Здесь он был.
– В Стенвике?
– В Стенвике.
– И ты был вместе с ним? Ты можешь обеспечить ему алиби?
– Столько лет назад, – пожал плечами Йон. – Точно, конечно, не вспомню… но вечером мы вместе с другими прочесывали берег.
– И я вас там помню, – вставил Герлоф.
Многое, конечно, забылось, и был он тогда в таком состоянии… странно, что вообще что-то запомнил. Но эту картину он видел перед собой совершенно четко: Йон и Андерс бок о бок идут по каменистому берегу. Сколько лет тогда было Андерсу? Около двадцати?
– А днем? Что делал Андерс днем?
– Не помню… Что-то делал. Куда-то ходил, – вяло сказал Йон. – Но одно могу сказать точно: Йенса он не видел, Герлоф. Ты сам знаешь, Андерс добрейший парень. Мухи не обидит.
– Никто на него и не думает, – успокоил его Герлоф.
– В любом случае с ним надо поговорить. – Леннарт отложил блокнот с записями. – Он здесь?
– В Боргхольме. Еще вчера уехал, сразу после похорон.
– Он там живет?
– Иногда. С матерью. А иногда здесь, со мной. Как захочет. Прав у него нет, ездит на автобусе.
– А сколько ему сейчас лет?
– Сорок два.
– Сорок два? И живет с родителями?
– А это что, преступление? И потом, здесь у него есть свой дом. – Йон, не поворачиваясь, показал большим пальцем куда-то за спину. – Прямо здесь, позади моего.
– Я думаю, самое время сказать, – осторожно начал Герлоф, – самое время сказать, что Андерс не совсем обычный парень. Можно, Йон? Добрейшая душа, всегда готов помочь… но не совсем обычный.
– Я с ним встречался пару раз, – сказал Леннарт. – Ничего такого необычного не заметил. По-моему, он вполне предсказуем.
Йон перестал качаться на стуле и сидел теперь прямо, точно палку проглотил.
– Андерс немного сам по себе, – сказал он. – Думает много, но почти не говорит. Ни со мной, ни с кем другим. Но зла в нем нет.
– Помнишь точно, где он живет?
Йон назвал номер дома на Чёпмансгатан. Леннарт кивнул, черкнул в блокноте и встал.
– Спасибо, Йон. Извини за беспокойство. Едем в Марнес.
Последняя фраза была адресована Герлофу, который все больше чувствовал себя вторым полицейским.
Это ему совсем не нравилось. Он заметил, как по мере разговора нарастает страх в глазах Йона. Власть, ястребом кружащая над маленькими людьми, заметила их, его и Андерса, обитателей пустынного острова, и теперь не спускает с них глаз.
– Зла в нем нет, – повторил Йон.
– Ничего страшного, Йон, – тихо сказал ему Герлоф по пути к двери. – Вечерком поговорим по телефону, ладно?
Йон, не поворачиваясь к нему, кивнул – он неотрывно, как загипнотизированный, смотрел на задержавшегося в дверном проеме Леннарта.
– Поехали, Герлоф.
Тон приказа. Герлоф уже не ощущал себя полицейским, скорее собачкой, в чью обязанность входит подчиняться хозяину. Но он послушно встал и поплелся к дверям. Надо бы зайти к Астрид навестить дочь… В другой раз.
Герлоф никак не мог унять дрожь в ногах. Опять появилась тяжелая ломота в суставах. Он постарался идти побыстрее – из-за двери его комнаты слышались телефонные звонки. Не думал, что успеет, а все же успел.
– Давидссон?
Йон. Герлоф тяжело сел на постель. Йон молчал.
– Ты поговорил с Андерсом? – спросил Герлоф.
– А то. Конечно, поговорил.
– Может быть, тебе не стоит говорить ему, что полиция…
– Уже поздно. Я сказал, что ко мне приходили.
– А он что?
– Ничего. Слушает и ни слова не говорит.
Они замолчали. Первым прервал молчание Герлоф.
– Йон, и ты, и я… мы оба прекрасно знаем, что делал Андерс в доме Веры. И знаем, почему он копал в погребе. Клад искал. Солдатский клад. Люди всегда говорили, что у этих немцев с собой что-то было, когда они попали на Эланд.
– Говорили….
– Клад, до которого добрался Нильс… Если вообще был какой-то клад. Вот Андерс и вбил себе в голову…
– Андерс много лет про него говорил.
– Не найдет он там никакого клада, – продолжил Герлоф. – Это уж ты мне поверь.
Йон молчал.
– Нам надо съездить в Рамнебю. На пилораму и в музей. Завтра и поедем.
– Завтра не могу. Еду в Боргхольм за Андерсом.
– Тогда на той неделе. Когда музей открыт. А потом остановимся в Боргхольме, узнаем, как себя чувствует Мартин Мальм.
– Да, это уж…
– Теперь-то мы разыщем Нильса Канта, Йон.