К девяти часам вечера коридоры марнесского дома престарелых опустели. Тихие, гулкие коридоры, лампочки горят вполнакала – работает программа энергосбережения.
Герлоф, опираясь на палку, остановился у двери Майи Нюман и прислушался. Ни звука. На двери, прямо над смотровым глазком, приклеена записка. От руки. Красивым почерком написано: БУДЬТЕ ДОБРЫ, ПОСТУЧИТЕ. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА, 10:7.
Майя открыла не сразу. Не переодевалась после ланча: бежевая юбка и белая блузка.
– Добрый вечер, – сказал Герлоф, постаравшись придать улыбке максимальную степень застенчивости. – Хотел посмотреть, дома ли ты.
– Герлоф. – Майя наградила его ответной улыбкой, но он почувствовал – насторожилась. На лбу под белоснежными волосами, растолкав многочисленных товарок, пролегла озабоченная морщинка – Майя не ожидала визита.
– Могу войти?
Она неуверенно отступила на шаг, пропустила его в комнату.
– У меня не прибрано…
– Не имеет значения.
Он, опираясь на палку, проследовал в комнату. Идеальный порядок, точно такой же, как когда он был здесь в последний раз. Темно-красный персидский ковер закрывает почти весь пол, на стенах развешаны портреты и картины.
Давно он к ней не заходил. А ведь у них был роман. Началось все через пару месяцев после его переезда, но потом как-то само собой закончилось – Шёгрен победил. Роман перешел в дружбу. Оба потеряли близких людей – он жену, она мужа, оба после долгой супружеской жизни остались в полном одиночестве. Им было о чем поговорить.
– Как ты?
– Здоровье в порядке.
Она вытащила из-под маленького чайного столика у окна стул, и Герлоф с удовольствием сел. Она, ни слова не говоря, села напротив.
– Я хотел тебя спросить, – сказал наконец Герлоф, молчание уже становилось неловким. – Я хотел спросить вот что… помнишь, мы как-то говорили…
Он полез в карман и достал конверт – тот, что Юлия нашла на кладбище.
– Я знаю, что это ты написала, вопрос не в этом, тут, понимаешь, какое дело…
– Мне нечего стыдиться, – перебила его Майя.
– О чем ты? Конечно, нечего… я не об этом…
– Самые лучшие цветы я приношу мужу. Сначала прибираю могилу Хелье, а потом уж Нильса.
– Могилы на то и могилы, чтобы за ними смотрели. Если могила никому не нужна, зачем она тогда?.. Я не об этом. Помнишь, ты как-то рассказывала, что встретила Нильса Канта в тот самый день… когда он убил этих немцев.
Майя серьезно кивнула – было дело.
– Знаешь, я сразу что-то поняла. Он ничего не сказал, но я сразу поняла – что-то случилось. Попыталась с ним заговорить, но он только буркнул что-то и ушел. Опять в альвар.
– Понятно… ты еще говорила, что ты от него что-то получила…
Майя посмотрела ему в глаза – пристально и серьезно – и медленно кивнула.
– И не могла бы ты… – продолжил Герлоф, чувствуя неловкость. – Не могла бы ты показать мне, что он тебе дал… и еще вот что: ты никому про это не рассказывала?
– Никто ничего не знает, – почти не шевеля губами, сказала Майя. – И я ничего от него не получала. Сама взяла.
– Как это?
– Он мне ничего не давал, – повторила она. – Сама взяла. И тысячу раз раскаивалась…
– Пакет. Ты говорила – пакет.
– Я пошла за ним. Любопытная была. Молодые все любопытные. Девчонки тем более… да и старики не лучше. Но тогда-то я прямо лопалась от любопытства. Спряталась за кустами и подсмотрела, куда он пошел. К кургану… знаешь, в двух шагах от Стенвика, там такой памятный курганчик насыпан – кого-то там убили, что ли, в незапамятные времена.
– Каменная насыпь? И что он там делал?
Майя помолчала, взгляд ее стал отсутствующим, словно она пыталась оживить в памяти события пятидесятилетней давности.
– Что он там делал? Копал…
– Что-то он закопал в этот курган? Пакет?
– Нильс давно умер, Герлоф, – словно очнулась Майя.
– Похоже, так.
– Не похоже, а умер. Можешь поверить. Он бы дал о себе знать. Мне-то он бы дал о себе знать.
Герлоф кивнул.
– Значит, он ушел, а ты выкопала пакет?
Майя покачала головой.
– Домой убежала. Это уж намного позже… когда Нильс вернулся.
– Ты хочешь сказать… что значит – вернулся? В гробу?
– В гробу… Только тогда я пошла в альвар.
Она встала, ладонями разгладила юбку и подошла к телевизору в углу. Герлоф следил за ней взглядом.
– Осенью, через пару лет, как его похоронили, – сказала Майя через плечо. – Хелье был в поле, дети в школе в Марнесе. Заперла я, значит, дом и пошла в альвар с садовой лопаткой в пластиковом мешке…
Она с трудом дотянулась до выкрашенной бледно-голубой масляной краской шкатулки на полке над телевизором. Он знал эту шкатулку с розовым цветком на крышке – она там держала швейные принадлежности.
– С полчаса шла… знаешь, с трудом нашла курган – от него почти ничего не осталось. Попробовала представить, как он копал… и выкопала вот это.