Мера бытия

Следов недавней бомбёжки нет, на улицах тихо и пусто. Снова и снова он вглядывался в тёмные подворотни, искал взглядом людей, находил женские фигуры, думал, что это Катя, и вновь обманывался.

Около военных патрулей он резко затормозил и по субординации обратился к старшему по званию:

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?

Молодой паренёк в командирской форме вскинул голову:

— Обращайтесь, товарищ боец.

Он был совсем мальчиком, в свежей с иголочки форме. И, наверное, гордился своим званием, как ребёнок новой игрушкой.

Сергей спрыгнул на землю и козырнул:

— Не видели девушку в форме МПВО? — и добавил по-простому: — Мне очень надо её увидеть.

В глазах лейтенанта промелькнуло жалостливое понимание:

— Нет, не видели.

Тогда Сергей вспомнил про обстрел и рванул туда, всё ещё надеясь, что откуда-нибудь из-за угла выйдет Катя. Широкий Измайловский проспект (Сергей так и не привык к новому названию — проспект Красных командиров) по обочинам был засыпан высокими снежными валами чуть ли не в человеческий рост. Протоптанными в снегу тропками гурьбой шли прохожие, дождавшиеся окончания обстрела.

Две девушки в форме МПВО вели под руки высокого мужчину.

— Девушки, вы Катю Ясину не видели?

— Кати здесь не было, — ответила высокая девушка, — она сказала, что собирается навестить друзей.

— У неё дежурство завтра утром, — добавила другая.

Чувствуя нарастающую пустоту в душе, Сергей остановился около развороченного снарядом сугроба, по которому летали растерзанные взрывом клочья газет со стенда. Их подбирали прохожие, торопясь разжиться кто чтением, кто растопкой. Один листок приклеился на лобовое стекло. Притормозив, Сергей бережно убрал газету в карман. Прежде чем сгореть в огне армейской махорки, эта газета пройдет через много рук. Печатное слово в войсках было на вес золота.

Внезапно он подумал, что Катя, наверное, просто не хочет его видеть и потому не пришла. Это объяснение показалось внятным и ненадолго истребило ноющую в душе тревогу.

«Ну да, конечно, как же я сразу не понял, — подумал он с облегчением, — девушки существа непредсказуемые. Но главное, чтобы она была жива».

* * *

Газета в осажденном городе каждым своим словом точно и сильно била по врагу. Её призывы к защитникам города находили горячий отклик в сердцах тех, кто отражал натиск вражеских войск. Не случайно немецкое командование не раз пыталось с помощью своей авиации уничтожить здание редакции и типографии «Ленинградской правды». Но здание уцелело, остались живы журналисты. Несмотря на все тяготы блокады, каждый очередной номер газеты обязательно выходил. Исключение составило лишь 25 января 1942 г., когда полностью подготовленный номер не мог быть отпечатан из-за того, что осаждённый город остался без электричества.

В блокадные дни часть тиража «Правды» печаталась в осаждённом Ленинграде. Матрицы с Большой земли доставлялись сюда самолётом. Летчики рисковали жизнью, но не оставляли ленинградцев без свежего номера московской газеты. Практически в каждом номере «Правды» был материал, рассказывавший о положении в Ленинграде, о героизме и мужестве его защитников[24].

* * *

Голова с размаху стукнулась обо что-то твёрдое, и Катя открыла глаза.

Над собой она видела серое небо, сбоку кучи снега, а впереди две спины в тёмных пальто. Всё это плыло, качалось и вертелось, как на карусели в Центральном парке культуры и отдыха, где она однажды была с мамой.

Дёрнувшись всем телом, Катя поняла, что её куда-то волочат за ноги, но не могла сообразить зачем, и от этого стало жутко. Чтобы вырваться, она изогнулась дугой, но ноги были зажаты крепко, и Катя снова ударилась о землю затылком в ушанке. Туго завязанная под подбородком, ушанка не слетала, но сползла набок, прикрывая обзор с левой стороны. Как ни стучала боль в висках, Катя мыслила ясно. Наверное, её приняли за убитую и хотят отнести в покойницкую.

Собрав силы, она облизала пересохшие губы и с хрипом выкрикнула:

— Пустите меня, я живая!