Мера бытия

Прислонившись к стене, Катя прикрыла глаза, силясь вообразить, как будет выглядеть эта улица после войны. Новый дом, сияющий свежей краской, чистые стёкла, горшки с геранями на окнах. Как на рисунке умершей девушки, которую они с Машей вчера вынесли из пустой квартиры. Наверное, девушка была художницей, потому что на столе остался лежать лист ватмана, с которого улыбалась счастливая ребячья мордочка с изумлёнными голубыми глазами.

В музыку вклинился звук мотора. Сергей!

Подавшись вперёд, Катя увидела знакомую полуторку и уже шагнула навстречу, как вдруг заметила, что Сергей в кабине не один.

Рядом с ним сидела симпатичная девушка в военной форме. Когда машину подбросило на сугробе, девушка привалилась к плечу Сергея и засмеялась, а он улыбнулся в ответ. Девушка с завитушками волос вокруг лба не выглядела измождённым дистрофиком, а была крепкой, курносой и розовощёкой.

Замерев на своём месте, Катя стала наблюдать, как Сергей вышел из кабины, обогнул капот и приоткрыл дверцу пассажирке.

— Манюня, приехали!

Девушка по имени Манюня уверенно оперлась на ладонь Сергея, спрыгнула вниз, но руку не отпустила, так и продолжая стоять с ним лицом к лицу.

Он нагнулся и что-то сказал ей на ухо. Манюнины щёки полыхнули огнём, а Катя почувствовала себя третьей лишней. Чтобы её не заметили, она стала пятиться в глубину двора, пока не уткнулась в сугроб.

Серый двор, серый дом, серое каре небес, зажатое в четыре стены. Пока Катя неподвижно сидела в сугробе, мимо неё прошлась женщина, равнодушно скользнув взглядом по лицу:

— Живая, что ли, или мёртвая?

— Живая, — сказала Катя, с трудом отгоняя мысль о Сергее рядом с упитанной круглолицей девушкой.

Когда женщина скрылась за дверью, Катя встала и решительно двинулась проходным двором прочь от улицы, на которой стояла машина Сергея. Ей не хотелось с ним встречаться и тем более разговаривать. К чему слова? И так ясно, что красивые девушки с завитыми чёлками не чета анемичным блокадным дистрофикам.

«Он встречается со мной из жалости, — думала Катя, зажав лицо между ладонями, — он добрый, Серёжа. Но я должна была сразу понять, что у нас с ним разные дорожки».

Она вспомнила новогоднюю шоколадку и головку чеснока, положенные ей в сумку с противогазом, и порадовалась, что успела подарить Сергею крестик. Пусть крестик хранит его от беды.

Характерный свист снаряда вспорол воздух, когда Катя шла по Измайловскому проспекту. Ускоряя шаг, люди ныряли в ближайшие подъезды и подворотни, чтобы переждать артобстрел.

«Эта сторона улицы наиболее опасна», — машинально напомнила она себе, но перебежать через дорогу не успела, потому что за спиной грохнул разрыв снаряда.

Катю оглушило, кинуло навзничь и засыпало фонтаном снежных брызг.

* * *

Ожидая Катю, Сергей едва не сошёл с ума от волнения. После того, как он распрощался с Манюней, навязавшейся ему в попутчицы, он с полчаса сидел в кабине, то и дело поглядывая на перекрёсток, откуда могла появиться Катя. Но пешеходы шли, точнее, волоклись мимо, ступая неуверенной походкой тяжело больных людей. Он старался не смотреть в их одинаково бледные лица, чувствуя своё бессилие накормить всех.

На Ладоге у Вагановского спуска висел плакат с надписью: «Водитель, помни! Мешок ржаной муки — это паёк для тысячи жителей Ленинграда!»

Раздели один мешок на тысячу частей, сколько достанется каждому? Горстка. Горстка муки, горстка жизни, горстка надежды. Плакат, написанный на грубой бумаге, не раз срывал ветер и смывал снег, но чья-то рука снова выводила крупные буквы и вешала его на прежнее место.

Катя всё не шла.

Неподалёку он услышал обстрел, по звуку определив, что бьют по Измайловскому проспекту. Сергей пару раз прошёлся вокруг машины, согревая руки в карманах бушлата. Рукавиц у него не было, потому что он бросил их на ходу регулировщице Танюше. Проезжая мимо, он увидел, что Таня держит флажки голыми руками, красными от мороза.

— Где варежки?

В ответ Танюха отмахнулась:

— Потеряла!

— Держи, сестрёнка!

Сергей считал сестрёнками всех девушек с трассы. Да и как иначе, если их связывало братство Дороги, которое делало людей роднее родных.

— Куда запропастилась Катя? — спросил Сергей вслух, обращаясь к полуторке. Он уже чувствовал, как внутри него нарастает беспокойство, замешанное на страхе. Умерла? Попала под бомбёжку?

Кати не было.

Пару раз пришлось прогреть двигатель, чтоб не заморозить радиатор, а потом Сергей не выдержал и поехал к Кате в казарму.

— Ясина? — удивлённо сказала дневальная с остренькими татарскими глазками. — Ясина в увольнении. Она уже давно ушла, — и задумчиво сощурившись, уточнила, — в половину пятого. Я как раз на дежурство заступала.

— Спасибо.

Вернувшись к машине, Сергей медленно поехал маршрутом, по которому должна была пройти Катя. Он поймал себя на том, что от волнения сжимает руль с неистовой силой, и ослабил хватку.

«Где же ты, где?» — металось в голове, заслоняя все остальные мысли.