Мера бытия

— Я тут, Катюшка, всё про твою тётку думаю. Не даёт мне покоя ордер, что Гришину на троих выписан. Надо бы тряхнуть его за грудки да расспросить хорошенько. Хитрит что-то, барсучина. Мне он всегда не нравился. Я на прошлой неделе к нему заглядывал, но дома была только соседка Алевтина с девчонками. Такие забавные девки растут! Малышка меня даже дедом назвала. — Нос Егора Андреевича от умиления сморщился гармошкой. — Давай-ка, Катерина, сейчас сходим поболтать к Гришину. Пусть нам пояснит по всей форме, что за оказия такая в его документы вкралась.

Егор Андреевич долго и тяжело поднимался, опираясь Кате на плечо и шевеля губами. От собственной беспомощности глаза его отразили муку, но Катя заметила, что спину он держит уже ровнее и не так сильно шаркает ногами при ходьбе, как было месяц назад.

Сквозь темноту заколоченного подъезда угадывались следы качественной уборки. Егор Андреевич с оттенком одобрения пояснил:

— Алевтина старалась. Ох и толковая бабёнка! Хочу её бригадиром огородников назначить, а если придётся, то в управдомы порекомендую. На своё место, — добавил он совсем тихо, но Катя услышала.

Нахмурив брови, она шлёпнула ладонью по перилам:

— И не думайте даже, Егор Андреевич. Нельзя вам пост бросать. Посмотрите, сколько жильцов вам жизнью обязаны. Я насмотрелась на дома с брошенным хозяйством. Там почти никто не выжил.

— Знаю, что в карауле надо стоять, оттого и держусь из последних сил. Иначе бы давно концы отдал.

Дойдя до двери, он несколько раз бухнул кулаком в дверь:

— Михаил Михайлович, откройте управхозу!

* * *

Ранней весной сотрудники Ботанического института приготовили для ленинградцев 11 млн единиц рассады. Посевная кампания началась с первых благоприятных для посадки дней. На территории города и в его окрестностях было обработано и засажено 11,8 тыс. гектаров земли. С осени ленинградцы позаботились о заготовке удобрений для своих коллективных и индивидуальных огородов. На эти цели шли торф, мусор старых свалок, древесная зола. Ученые разработали способ употребления в широком масштабе бактериального удобрения — азотогена[37].

* * *

Стук кулака Егора Андреевича гулко разносился меж стен подъезда, резонируя от фанеры на заколоченных окнах.

— Михаил Михайлович, откройте управхозу!

Пока Егор Андреевич стучал, Катя оперлась спиной о перила и оторвалась только тогда, когда за дверью послышались какая-то возня и звяканье жестянки.

— Товарищ Гришин! Откройте немедленно! — добавив грозности, поднажал Егор Андреевич.

— Я не могу быстро, — сказал тонкий голосок, похожий на писк мышонка, — мне не дотянуться.

От неожиданности Егор Андреевич опустил руку, а потом широко улыбнулся Кате:

— Видать, девчушка Алевтинина открывает. Неужели Гришина дома нет? Я его сегодня не видел, хотя с самого утра во дворе кручусь.

Тем временем дверь распахнулась, открывая малышку, стоящую на перевёрнутом ведре. В коричневых шароварах, красной кофте и вытертой заячьей жилетке до пят она выглядела бы потешно, если бы не широко распахнутые глаза, которые смотрели со взрослой серьёзностью.

— Здравствуйте, дядя управхоз, — сказала девочка, — мамы нету, а Михал Михалыч не выходит.

— А он дома? — спросила Катя, лихорадочно обшаривая карманы телогрейки, чтоб найти хоть какой-нибудь гостинец.

— Был дома, я не слышала, чтобы дядя Миша уходил, — серьёзно произнесла девочка, спрятав руки за широкими проймами жилетки. Она понизила голос: — У него из комнаты так вкусно пахнет! Я всё время подбегаю понюхать, а мама ругается.

Катины пальцы наткнулись на сложенный вчетверо листок бумаги. Бумага в городе была в дефиците, и Катя носила листок вместо блокнота, на всякий случай.

Она протянула его девочке:

— Вот возьми, это тебе порисовать.

От радости девочка всплеснула ручками, едва не упав с ведра. Хорошо Катя её вовремя подхватила.

— Спасибо, тётенька, я бумажку не скушаю!

— Зачем же её кушать? — спросила Катя. — На ней рисовать нужно. У тебя есть карандашик?

— Есть, — в тревожных глазах девочки засветилось торжество, — мне карандаш мама принесла. Химический. Его слюнить нужно, он горький, и от него язык синий. А бумагу мы раньше ели, пока карточки не прибавили. Мама нам кашу из газет варила.

Катя погладила её по голове:

— Теперь будет всё хорошо. Скоро огород посадим, морковку и репку вырастим. И кашу мама сварит настоящую, с молоком и сахаром, — Катя посмотрела на Егора Андреевича, — правда, товарищ управхоз?

Тот солидно кивнул: