Читаем Мера бытия полностью

Пролетев мимо Кати, она плечом оттеснила Егора Андреевича, закрывавшего собой дверной проём, вошла в комнату и замерла. Лучше бы она этого не видела!

Отец сидел за столом, упав лицом в тарелку, наполненную золотыми часами. Одни часики вдавились отцу в щёку, а другие запали в полураскрытый рот. Судя по желтушному цвету кожи и судорожной окаменелости, он был мёртв не менее суток.

Взгляд выхватил кружку, доверху наполненную какао и открытую банку немецкой тушёнки, из которой торчала вилка.

Лере показалось, что она сходит с ума. Приложив руку ко лбу, она постаралась сосредоточиться, чтобы вспомнить русский язык.

— Я… папа…

В поисках подсказки она посмотрела на Катю, и та сразу же подошла и взяла за плечи.

— Присядь, Лера, а мы с Егором Андреевичем разберёмся.

Пока Лера послушно опускалась на стул, Катя успела погрозить пальцем Алевтининой девчушке, просунувшей в щёлку любопытную мордочку:

— А ну, брысь!

Откуда взялась россыпь золотых часов, Лера не понимала. Она тупо смотрела, как Егор Андреевич с Катей высвободили тарелку из-под мёртвой головы отца, отсвечивающей блестящей лысиной, как отодвинули в сторону банку с тушёнкой и положили скорченное тело на пол.

— Не от голода, значит, умер, — с осуждением сказал Егор Андреевич. — Опоздали мы с тобой, Катерина. Теперь уже никто не расскажет, почему ордер выписан на троих и кто такая Людмила Степановна Ясина.

— Как это кто? — подняла голову Лера. Стиснув кулаки, она растёрла себе щёки и резко выпрямилась. — Это моя мама.

* * *

Сразу после закрытия по Ледовой дороге Сергеев автобат перебросили на Волховский фронт. Шесть машин, в том числе Сергеева полуторка, были временно переданы артснабжению Второй ударной армии, попавшей в котёл под Любанью.

Стискивая клещи, фрицам удалось зажать в новгородских лесах огромное количество войск, оставшихся на позициях практически без еды, обмундирования и боеприпасов. Когда Сергей приехал первым рейсом, он увидел истощённых солдат в зимних шинелях и перепаханную взрывами землю, из которой торчали хвостовики миномётных снарядов и грубо сколоченные могильные кресты.

Ценой огромной крови у деревни Мясной Бор бойцам несколько раз удавалось прорвать коридор шириной меньше километра, и по этой тоненькой ниточке выходили люди и каплями текли боеприпасы и продовольствие.

Одна полуторка — одна капля. Колея вправо — колея влево — верная смерть. Туда снаряды — обратно раненых из медсанбата.

Обессиленные полки вгрызлись в болотистую землю так, что не сковырнуть, оправдывая написанное на лозунге «Погибнем, но не сдадимся».

Чуть подальше — немцы глаза в глаза.

Между боями было слышно, как фрицы переговариваются между собой на резком, лающем языке, напоминавшем звяканье винтовочного затвора. А вечерами со стороны неприятельских траншей доносились заунывные звуки губной гармошки.

«Как кошка в трубе воет», — определил для себя Сергей. Назвать жуткие звуки музыкой язык не поворачивался. В детстве Сергей бегал в музыкальную школу, пока не выгнали за плохие оценки по сольфеджио. Мать тогда даже заплакала от обиды, что он растёт оболтусом и хулиганом.

Но этот немецкий музыкант не выводил мелодии, а настырно дул на одной ноте, делая перерывы, чтобы набрать в грудь воздуха. Солдаты в окопах много раз собирались пристрелить артиста, но он был как заговорённый.

Путь от оружейного склада до позиций выглядел дорогой только на военной карте, потому что в действительности она представляла собой бурое месиво, петлявшее от болотины до болотины. Хвойный лес — разреженные взрывами ели, подпалённые снизу. В местах, где шли особо ожесточённые бои, вместо деревьев торчали голые пеньки и дыбились вывороченные с землёй корни. Хотя снег сошёл месяц назад, впитавшая влагу почва чавкала под колёсами густой грязью. Порой машину засасывало в грязь, и тогда приходилось ждать помощи своего брата-шофёра с попутного рейса.

Провезти по такой дороге снаряды и не взлететь на воздух — можно было разве что Святым Духом. Сергей вспоминал о божественном, когда чувствовал на груди прикосновение крестика, подаренного Катей. Он его не снял даже после того, как комсорг роты — широкоротый Павел Уточкин — рассмотрел его в бане:

— И не стыдно тебе, комсомольцу, поповские кресты цеплять? Хочешь, чтобы я поставил вопрос на комсомольском собрании?

Сергей прикрыл крестик ладонью, неосознанно защищая его от недоброго взгляда.

— Не стыдно. Это подарок.

Даже сквозь густой пар было видно, как побагровело лицо Павла, и Сергей приготовился к серьёзным неприятностям, вплоть до исключения из комсомола, но его выручил Дмитро Рогожин, пользующийся непререкаемым авторитетом автомеханика.

Смачно шлёпнув мочалкой по мыльной спине Павла, он пробасил:

— Отстань от него, Павлуха. Меня мать тоже крестик взять заставила, что же мне его теперь выбрасывать? Тем более что немцы мать повесили за связь с партизанами, — он протёр рукой защипавшие глаза, — я односельчанина встретил, он рассказал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне