«Есть же на свете люди, у которых в жизни всё ясно, понятно и складно, — думала Катя. — Взять хотя бы Машку. Встретила — полюбила — собирается замуж. Её лейтенант каждую свободную минуту стоит у казармы, даже иногда на дежурства с ней ходит. Нет, Машка, конечно, заслужила счастье! Тем более, что она красивая, высокая и умная. Не то что некоторые кнопки с косичками».
С этими сердитыми мыслями Катя шагала в направлении дома, чтобы навестить Егора Андреевича. Под ноги ложилась чистая мостовая, зияющая выбоинами, и в прозрачном воздухе окружающее рисовалось чёткими, яркими красками. Сквозь чугунный узор набережной проглядывалась серая вода, подёрнутая рябью. Кутаясь в тёплую одежду, шли люди — они ещё не могли отогреться после смертельного холода зимы и не торопились расставаться с шапками и варежками. Несколько женщин граблями разравнивали землю в маленьком сквере. Ленинградцы готовили огороды.
Егор Андреевич хвастался, что их домоуправлению под грядки выделили маленький садик на перекрёстке трамвайных путей.
В последнее время старик сильно сдал, хотя и пытался хорохориться. Катя замечала, с каким трудом ему даётся каждое движение. Когда они виделись в последний раз, Егор Андреевич с помощником — лопоухим пареньком — насаживал лопаты на черенки, готовя предстоящую посевную. Отдуваясь как паровоз, он медленно двумя руками поднимал лезвие лопаты, словно это была чугунная гиря. Паренёк подставлял черенок, и они, сменяя друг друга, стучали молотком, после каждого удара давая себе отдых.
И прежде худой и поджарый, теперь Егор Андреевич выглядел совсем дистрофиком с костями, обтянутыми пергаментной кожей. При разговоре кости начинали желваками выпирать у скул с провалившимися ямками глазниц, делая лицо похожим на фотографический негатив. Если бы Егор Андреевич сдался, то Катя постаралась бы его подбодрить и утешить, но он пытался шутить, и оттого хотелось заплакать от бессильной жалости.
В противогазной сумке Катя несла Егору Андреевичу и Кузовковой пару жменей молодой крапивки, надёрганной в местной командировке на окраине города. Маруся послала её курьером в роту МПВО Кировского района, благо теперь туда ходил трамвай, забитый людьми до самых подножек. Сойдя на нужной остановке, она из любопытства забрела в разрушенный двор с красивой готической аркой и среди груды обломков наткнулась на зелёное богатство, дружно выпирающее между каменных руин. Из крапивы можно сделать отличные щи. Мама-мамочка всегда варила их по ранней весне, заправив варёным яичком и забелив сметаной.
Торопясь, Катя вырывала крапиву вместе с корнями, вросшими в песчаную почву. Шершавые зелёные листочки с бурыми прожилками ещё не жалили, и Катя поднесла их к лицу, вдохнув слабый запах зелени. Он был как привет из будущего лета, сразу же протянувший ниточку памяти к прошлому, ещё мирному лету, где в голубых небесах плыла старая колокольня с покосившимся куполом.
После трудовой повинности по уборке, где каждый житель ежедневно отрабатывал по два часа, двор поражал чистотой и порядком: битые стёкла увезены на свалку, разбитые двери в подъезды починены, на дверях бомбоубежища висит свежая табличка.
Егора Андреевича Катя нашла в углу двора. Сидя на ящике с песком, он вытянул вперёд ноги в валенках и грелся на солнышке. Катя села рядом. Не размыкая зажмуренных век, Егор Андреевич пошевелился и накрыл ладонью её пальцы:
— Спасибо, Катюшка, что не забываешь.
Рука Егора Андреевича была сухой и лёгкой как цыплячья лапка.
— Я вам молодой крапивы принесла, — сказала Катя. — Пусть Кузовкова щи наварит. Она жива?
— Жива, карга старая. Что ей сделается, — усмехнулся Егор Андреевич. — Сама знаешь, скрипучее дерево долго стоит, пока не сломается.
Сидеть около Егора Андреевича было спокойно, как возле мамы. Семеня тонкими ножками, через двор прошла женщина с охапкой деревянных обломков для растопки. Остановившись около Егора Андреевича, она стрельнула глазами на Катю и уважительно спросила:
— Товарищ управхоз, во сколько завтра на огород приходить?
— В семь утра приходите, Ольга Ивановна, да не забудьте прихватить брошюрку по огородничеству, что я вам давеча давал на ознакомление. Она нам пригодится.
От церемонного разговора Кате стало забавно.
Егор Андреевич повернулся к ней:
— Замечательная книжица, я тебе скажу. Там всё расписано по порядку: и как землю готовить, и как сажать, и как ухаживать. Я хоть родом и из деревни, но основательно всё подзабыл. Вынести бы благодарность тому, кто писал!
— А я и не знала никогда, как сажают, — сказала Ольга Ивановна, качнув головой в чёрном беретике. — Надеюсь вас не подвести. Я только боюсь, что лопату поднять не смогу. Руки слабыми стали.
— Справимся, Ольга Ивановна, я сегодня всю ночь буду точить лезвия у лопат, чтоб легче копалось. Семян горисполком много выделил, даже капустной рассады дали, отсеемся помаленьку.
— Дай Бог, Егор Андреевич, дай Бог.
Проводив взглядом Ольгу Ивановну, Егор Андреевич пошевелил ногами в валенках, передвигая их к солнцу, расплёсканному на асфальте, и сказал: