— Вы уже читали пособие по выращиванию овощей? Очень полезная вещь, советую поторопиться с покупкой, пока в киосках не разобрали весь тираж.
— Я читала, — поторопилась ответить Варвара Николаевна. — Очень внимательно читала.
Память об обледенелых клавишах пишущей машинки заставила заныть кончики пальцев, но душа наполнилась гордостью, что в победе города над смертью окажется и частичка её труда. В Ленинграде много говорили о блокадных огородах, веря, что следующая зима будет если и голодной, то, по крайней мере, не смертельной.
От терпкого лукового запаха по лицу продавщицы текли слёзы. Она смахивала их тыльной стороной ладони и улыбалась. Отпуская товар, продавщица всем говорила:
— С праздничком! Дожили!
Передавая луковицу Варваре Николаевне, она тоже сказала «С праздничком», и Варвара Николаевна подумала, что теперь Первомай для неё всегда будет пахнуть репчатым луком.
Несмотря на блокаду, город украсился флагами. Посечённые осколками полотнища било ветром, и они с шумом колотились об уцелевшие фонарные столбы, которые давно забыли своё предназначение.
Дождавшись трамвая, Варвара Николаевна протиснулась в вагон, с блаженством опершись на поручень. Недавно пущенный на линию трамвай воспринимался как чудо. Впрочем, таким же чудом были и флаги на улице, и луковица, лежавшая в сумке, и улыбки людей, измученных голодом и холодом, и короткая записочка от Сергея с пожеланием здоровья. Когда всё это было рядом — не ценила, пропускала мимо себя, не замечая. А теперь любая малость драгоценна.
«Не потеряв — не обрящешь», — подумала она, анализируя своё приподнятое настроение, присущее скорее подростку, чем пожилой матроне, полжизни просидевшей за пишущей машинкой.
Около площади Труда трамвай попал под обстрел, но не остановился, а отважно покатил дальше. Вместе со всеми другими пассажирами Варвара Николаевна предусмотрительно присела на корточки, а потом долго не могла подняться, пока какой-то рабочий не подал ей руку. Она с благодарностью оперлась на неё, поднялась на ноги и вдруг заметила, что куда-то подевалась привычная одышка.
До дома она почти протанцевала и совсем не удивилась, когда увидела около арки фигуру Ефима Петровича. Широкоплечий, с седыми висками, он двигался легко и порывисто, как мальчишка.
Наверное, он не любил стоять на месте, потому что прохаживался взад-вперёд и нетерпеливо поглядывал на дорогу. Заметив её, Ефим Петрович сделал под козырёк и шагнул навстречу:
— Оказался в Ленинграде и решил зайти поздравить вас с праздником! Вот, — он сунул руку за отворот шинели и достал оттуда измятый цветок розовой герани.
Поздно вечером Варвара Николаевна села за пишущую машинку и положила руки на клавиши. О чём писать, она не знала, потому что насыщенный день впитал в себя впечатления, которых хватило бы на целый месяц. День-чудо, день-песня, до краёв напоённый весной, хотя бы и суровой.
Немного подумав, она всплеснула пальцами, выбив одну фразу:
«Слава Тебе, Господи, за то, что у меня есть, и трижды слава Тебе за то, чего у меня нет…»
Из ленинградской хроники:
К 1 мая удалось завершить подготовку подводных лодок к летней кампании. Никогда и нигде ещё столь сложный судоремонт не проводился в таких тяжёлых условиях. Это было победой и ленинградских судостроителей, и подводников. Они работали рука об руку.
25 апреля во время артиллерийского обстрела был ранен в лицо актер Государственного ансамбля одноактной оперетты М. Д.Ксендзовский.
По счастью, попали в него не снарядные осколки, а кусочки штукатурки, дерева. Врач, удалявший их, записал в карточку: «42 инородных предмета». Мало кто надеялся, что Ксендзовский сможет выступить в премьере «Сильвы», назначенной на 1 мая. Однако за пять дней врачам удалось подлечить актера, а сам он настолько искусно загримировался, что никто из зрителей так и не узнал, что случилось с этим человеком всего несколько дней назад.
Премьера прошла с успехом[36].