Мемуары. Переписка. Эссе

5
Я снова пил тебя взапой,
Захлопнув память, словно повесть,
И раззнакомившись с собой,
Прошел сквозь бурелом пословиц.

Был очевиден, как простор,
Тот край, в который вновь зашел я
И где простору вперекор
Свет клином на тебе сошелся.

Вот и отобрана ты у меня.
Последняя карта бита.
Я тебя проиграл тыловым дням,
Талонам, нужде, быту.

Я бился, как бьются за города —
Не предатели, не трусы —
Не как голландцы за Амстердам,
Не как за Париж французы.

Но бился —
Как за глухое село,
Последний патрон израсходовав,
Со свистом и руганью в рост и в лоб
В штыковую выходит рота.

И село
Поднимает в столицы борьба,
И вечером невеселым
Догорает Одессой — изб гурьба
И Севастополем — школа.

Так за тебя — буден полки
Встречал я снова и снова,
Все расстреляв до последней строки,
До наипоследнего слова…

Пришли свои. Они мне необходимы. Я верю в тебя, мой светлый, и поскорее бы пришло то время, когда мы вновь будем учиться друг у друга, и писать, и мыслить, вырабатывая то общее и большое, которым откроется новая страница русской литературы. Пока же — пиши. В этих двух письмах[206] нет и сотой доли того, что я хотел сказать: я ограничился по сути лишь изложением фактов. Жду твоего письма. Пиши обо всем. Желаю тебе всяких хорошестей, и да светит тебе ясная звезда удач и поэтского счастья. Верю, что все у тебя будет хорошо.

Целую тебя много.

Твой Сергей

№ 2. Д. Самойлов — С. Наровчатову

27. VI.44 г.

Дорогой Сергей! Наконец снова слышу твой голос. Недавно получил письмо от Бориса[207], убедившее меня в том, что и он с нами.

Хочу немного подробнее написать тебе о Москве[208] и о том, как я ощущаю наши перспективы. Размер таланта Гудзенко[209] и характер его творчества и успеха ты себе представляешь. Полагаю, что он так или иначе не станет нашим литературным противником.

Кроме него, среди молодых, нет сколько-нибудь интересных или значительных фигур. Вообще среди новых и старых нет ни одного течения, пытающегося осмыслить стратегические пути эстетики и литературной практики. Между тем я уверен, что поиски путей для создания нового классического этапа в развитии искусств встретят отклик в нашей прежней аудитории.

Успех, вероятно, придется завоевывать очень упорно, но для начала союзников мы найдем.

За нас стоит нечто большее, чем вкусы публики, — само наше государство и люди его переживают эту войну, как переход от декадансно-романтической юности к поре классической зрелости. То же потребуется и от литературы. Троянская война состоялась, абстрактные категории воплотились в конкретных государственных и человеческих формах — Россия и эта война.

Кое-какие мысли о будущей стадии реализма у меня существуют. Оставляю их до большей встречи.

Спрашиваешь о Глазкове[210]. Его я не видел. Шергову[211] встречал, но стихов не слыхал.

Мэтр смотрит на перспективы очень мрачно, говорит об уходе из литературы. Я не нашел с ним общего языка. Приятен Эренбург[212] своей бодростью и готовностью помочь.

Думаю, что он нам поможет, хотя вряд ли поймет, как следует.

Что касается меня — я снова воюю и довольно интересно. Нахожусь вблизи тех мест, где делается война и одновременно имею возможность действовать. Название моей части весьма заманчиво, задачи тоже. Хорошо также то, что бывают периоды полного безделья, после трудов праведных.

Сам я стал весьма лих и ожидаю регалий.

Надеюсь, если доживу до осени, побывать в Москве. Сейчас ожидаю большей работы.

Пиши, дорогой, о себе и мыслях. Для меня нет ничего дороже твоих и Борькиных писем. Я чувствую, что живу не напрасно.

Стихи недавно записал. Пришлю несколько.

Целую очень крепко.

Твой Дезька

№ 3. Д. Самойлов — С. Наровчатову

06. IX.44 г.

Дорогой Сергей!

Письмо твое меня обрадовало. Оно звучит для меня радостной вестью из того далекого мира, в котором нам придется вести ту прекрасную борьбу, для которой мы рождены.

А сейчас я не жалею, что пришлось пожить в роли прямого участника событий, без которых мы никогда бы не вышли из рамок литературного факта. Мы сами создаем эпопею, которую будем описывать. И это создание меня увлекает. Я иногда переигрываю и забываю свое разумное желание сохраниться…

Сейчас я в Польше. Не очень далеко от Варшавы. Все интересное оставляю до разговора за бочкой бургонского.