Между тмъ Нельсонъ, въ горестныхъ размышленіяхъ у сидлъ подъ окномъ въ своей комнат. Эльмина его видла, Эльмина, можетъ быть, замтила страсть его. «Боже мой! думалъ онъ: за чмъ я сюда пріхалъ? Мн обольстить Эльмину! мн быть губителемъ непорочности! Могъ ли я положить ея на чистоту своего сердца? Питая недозволенную склонность, оно уже виновно, и Богъ знаетъ, къ чему приведетъ это первое заблужденіе! Какъ можно имть довренность къ самому себ? Ршившись не казаться Эльмин, являюсь передъ нею со всмъ очарованіемъ, горестной чувствительности…. ищу другова случая съ нею встртиться, бгаю по слдамъ ея; возмущаю тихія удовольствія Эльмининыхъ прогулокъ…. Ахъ! сколько слабостей влечетъ за собою одна, которой мы побдить не умли!»
Блеснула заря; открылись прелестные виды. Нельсонъ сидлъ въ задумчивости — великолпіе Натуры не плняетъ растерзаннаго сердца. Кто мирно покоился въ объятіяхъ кроткаго сна, тотъ съ радостію видитъ свтлое утро; но глаза, помраченные слезами безнадежной страсти, отвращаются отъ него съ неудовольствіемъ…. Унылый Нельсонъ взглянулъ на обширную равнину, которая начинала озаряться, и мало по малу оживлялась. Скоро пришли на поле молодые крестьяне и крестьянки. Заиграла свирль, раздались звуки радости сердечной и непритворной. Горестное чувство, похожее на зависть, стснило душу Нельсона. Онъ встаетъ, чтобы затворить окно, и вдругъ, въ отдаленіи, видитъ шпицъ мраморнаго обелиска на кладбищ. Въ это время Эльмина обыкновенно приходила съ цвтами ко гробу матери. Нельсонъ слдуетъ за нею въ воображеніи; дивится милой, плнительной красот ея… видитъ, что она провела ночь безпокойно: взоры ея томны, румянецъ на щекахъ блдне. Эльмина приближается къ кладбищу, отворяетъ решетку, подходитъ медленно ко гробу, обнимаетъ мраморъ…. Нельсонъ, простирая къ обелиску руки, бросается на колна и восклицаетъ въ упоеніи страсти и горести: по крайней мр могъ плакать съ тобою!
Сильное волненіе сердца истощило въ немъ силы. Лицо его такъ перемнилось, что вс удивились, когда онъ сошелъ внизъ къ завтраку. Нельсонъ жаловался на головную боль и молчалъ. Но вдругъ произнесли имя Господина Б*… Онъ началъ слушать и узналъ, что Господинъ Б* ухалъ съ своею дочерью въ Саганъ (городокъ въ тридцати миляхъ отъ Вармбруна). Сія неожидаемая новость поразила его. Онъ самъ хотлъ хать въ Гиршбергъ на всю осень, чтобы не встрчаться съ Эльминою; но вдругъ, не приготовясь, съ нею разлучишься; не имть возможности видть ее; лишиться всей Надежды на случай — сколько огорченій!… Нельсонъ жаллъ даже и о томъ, что не могъ убгать Эльмины: для него пріятно было жертвовать ей своимъ наслажденіемъ.
Онъ скоро отмнилъ хать въ Гиршбергъ. Что бы заключили объ его отъзд? Какой найти предлогъ?… думалъ и не находилъ. Разумъ нашъ теряетъ всю силу свою, когда хотимъ доказать себ необходимость чего нибудь непріятнаго!
Нельсбнъ проводилъ время Эльминина отсутствія въ таинственной бесдк своей; нсколько разъ въ день перечитывалъ ея записную книжку — думалъ объ одной Эльмин, о плнительномъ ея взор, о звук голоса, которой такъ сильно потрясъ его сердце; считалъ дни и минуты мучительной разлуки; наконецъ, заключивъ, что ей уже надобно быть въ дорог, началъ опять находить пріятность въ своихъ прогулкахъ, и Вармбрунъ снова украсился въ глазахъ его.
Эльмина возвратилась. Господинъ Б* остался въ Вармбрун обдать у одного пріятеля, которой удержалъ его и ночевать. Посл стола онъ слъ играть въ пикетъ съ своимъ хозяиномъ, которой совтовалъ Эльмин итти въ садъ Госпожи Нельсонъ, и посмотрть, какъ онъ въ три мсяца перемнился. Я не знакомъ съ Госпожею Нельсонъ, отвчала Эльмина. — «Ее теперь нтъ дома; она въ гостяхъ у нашего сосда.» — Но впустятъ-ли меня въ садъ! — «Безъ сомннія; онъ отворенъ для всхъ. На примръ, Англичанинъ Фриморъ всякой день въ немъ бываетъ.» — Фриморъ? — «Да; вы, я думаю, съ нимъ встртитесь. Онъ недавно прошелъ мимо насъ и конечно въ садъ.» — Эльмина закраснлась, замшалась, подумала; наконецъ ршилась я пошла.