Меланхолия и воображение

Тутъ книга выпала изъ рукъ его. «Ангелъ добродтели! воскликнулъ Нельсонъ: мн оставалось только знать внуренность души твоей, и теперь знаю!».. Слезы текли ручьями изъ глазъ его. Онъ снова взялъ книгу, читалъ, разсматривалъ почеркъ руки, вникалъ въ каждое слово, боле и боле плняясь умомъ и чувствительностію Эльмины.

Черезъ дв недли посл того Господинъ Б * ухалъ, вмст съ дочерью, на нсколько дней въ Гиршбергъ. Нельсонъ убгалъ Эльмины, но развдывалъ обо всемъ, что до нее касалось, и захотлъ, пользуясь отсутствіемъ ея, видть то мсто, гд она жила. Садовникъ ввелъ его въ паркъ; тамъ увидлъ онъ цветникъ и бесдку, окруженные желзною решеткою; садовникъ сказалъ ему, что они собственно принадлежатъ Эльмин, и что Госпожа Б* отмнно любила сію часть парка. Нельсонъ упросилъ его отпереть дверь; но не могъ безъ угрызенія совести войти въ это мсто, которое освящалось памятію милой родительницы, и куда Эльмина даже самыхъ друзей ево ихъ не вводила. Тамъ все представляло душ мысли нжныя и трогательныя. Ароматическій воздухъ, которымъ дышалъ Нельсонъ, казался ему благоуханіемъ невинности; а для сердца, волнуемаго порочною страстію, чувства и вдохновенія добродтели бываютъ уже мучительны: первое наказаніе нашихъ заблужденій есть то, что мы не можемъ тогда удивляться ей безъ упрековъ совсти…. Разсматривая все съ великимъ вниманіемъ и любопытствомъ, онъ замтилъ, что въ цвтник не было ничего, кром ясминовъ и резеды. Садовникъ сказалъ ему, что Госпожа Б* любила ихъ боле всхъ другихъ цвтовъ, и что Эльмина украшаетъ ими гробъ ея. «Здсь (продолжалъ онъ, вошедши съ Нельсономъ въ бесдку) здсь все осталось такъ, какъ было наканун болзни Госпожи Б*: Эльмина не приказала ни до чего касаться. Вотъ книги, которыя она читала вслухъ матери. Вотъ кресла и пяльцы нашей покойной Госпожи; a шутъ, подъ чернымъ флеромъ, лежитъ работа ея, которой она не успла кончишь»…. Нельсонъ, съ горестію поднявъ флеръ, увидлъ не дошитый. цвтокъ «Ахъ! рука еще молодой женщины (думалъ онъ) образовала половину этой розы; но вдругъ, оледенвъ, навки остановилась, и работа часовая не могла быть докончена…. A мы спокойно занимаемся великими планами для будущаго и располагаемъ отдаленнымъ временемъ!» Опустивъ черное покрывало на пяльцы, Нельсонъ пересмотрлъ книги, лежавшія на стол: молитвенникъ, Йонговы Ночи, Гервеевы Размышленія. И такъ Эльмина бываетъ здсь часто? спросилъ онъ y садовника. — «Каждое утро, возвратясь съ кладбища, и въ самой тотъ часъ, въ которой прихаживала сюда съ матерью.» — Знаютъ ли, что она длаетъ? — «Знаютъ: Г. Б* и мы вс, боясь, чтобы Эльмина отъ слезъ и рыданья не упала въ обморокъ, нсколько разъ y дверей подслушивали и тихонько заглядывали въ окно. Она становятся на колни и молится, посл того садится на стулъ подл большихъ, пустыхъ креселъ и читаетъ вслухъ, какъ бывало при матери.» — - Тутъ Нельсонъ, тронутый до глубины сердца, спшилъ вытти изъ бесдки, сказавъ: «никто изъ смертныхъ не достоинъ входить въ это святилище добродтели.» — Возвратясь домой, онъ призвалъ работниковъ и веллъ сдлать въ саду своемъ цвтникъ, подобный Эльминину; насялъ въ немъ ясминовъ и резеды; убралъ бесдку свою такъ же, и чтобы сходство было совершенно, то поставилъ въ ней пяльцы съ недошитою розою, закрытою чернымъ флеромъ. Не нужно сказывать, что въ сію часть сада, окруженную высокимъ заборомъ, никто не могъ входить, кром хозяина; онъ запиралъ дверь и хранилъ y себя ключь. Генріетта не была ни подозрительна, ни любопытна; сверхъ того издавна привыкнувъ къ Нельсоновымъ странностямъ, она даже и не замтила сей новой.

Между тмъ Эльмина возвратилась изъ Гиршберга. Мнимый Фриморъ не выходилъ изъ ея мыслей. Она желала съ нимъ встртиться; но сей молодой человкъ не былъ знакомъ съ Госпожею Сульмеръ и не любилъ общества Вошедши въ свою бесдку, Эльмина примтила, что флеръ на пяльцахъ немного измятъ, и что на темной матеріи видны слды пудры (которая ссыпалась съ Нельсоновыхъ волосовъ). Приступивъ къ садовнику, она заставила его наконецъ признаться, что онъ, по неотступной прозьб, вводилъ туда молодаго, прекраснаго лицомъ иностранца, не хотвшаго сказать своего имени. Ему сдлали выговоръ, но легкой и не грубой, a посл разспрашивали его очень долго и съ великимъ любопытствомъ. Такое открытіе было весьма важно для Эльмины. Она могла справедливо заключить, что иностранецъ имлъ къ ней особенное вниманіе, и что сердце его нкоторымъ образомъ отвтствуетъ ея сердцу. Считая сего любезнаго меланхолика Гм. Фриморомъ, Эльмина вообразила, что онъ, оплакивая супругу, упрекаетъ себя новою склонностію къ другой женщин — можетъ быть, y него есть дти; можетъ быть, онъ поклялся не входить въ новое обязательство!…. Сія мысль нсколько тревожила Эльмину; но она думала: Фриморъ свободенъ! великое утшеніе для женщины, когда она почитаетъ себя любимою!