Меланхолия и воображение

Въ одиннадцатомъ часу вс гости Госпожи Сульмеръ разошлись по своимъ комнатамъ Нельсонъ остался на свобод. Ночь была тепла и прекрасна. Онъ вышелъ въ садъ; ходилъ по алеямъ въ великомъ волненіи, и стремился душею къ каштановому лсу, думая; «естьли она тамъ, я могу спрятаться; не все ли одно быть здсь или ближе къ ней?»… Сія мысль ршила его. Онъ летлъ изъ саду въ лсъ; вошедши въ него, идетъ осторожно — останавливается и слышитъ только одинъ шумъ водопада; приближается къ нему и боится всякаго шороха, желая искренно, чтобы Эльмина не видала его: ибо въ противномъ случа ему надлежало бы удалиться… Надобно подойти къ дерновому канапе: какъ дологъ кажется ему сей путь! Нельсонъ обходитъ вокругъ пруда, скрываясь въ тни; наконецъ видитъ цль свою, и бросается на траву въ усталости… Слушая съ великимъ вниманіемъ, увряется, что канапе пусто; встаетъ, подходитъ къ нему ближе и тихонько раздляетъ гибкія втьви сиренги, чтобы одни листья скрывали отъ него Эльмину… трогаетъ репетицію часовъ своихъ: бьетъ одиннадцать, и Нельсонъ говоритъ со вздохомъ: «она не будетъ!»… Въ самую ту минуту кто-то идетъ…. Онъ стоитъ неподвижно и не сметъ дышать… Шорохъ приближается — и молодой человкъ съ восторгомъ слышитъ легкій шумъ тафтянаго платья: это Эльмина… Она садится на канапе и говоритъ…. Нельсонъ въ первый разъ слышитъ милый голосъ ея…. «Лудвигъ! сказала Эльмина: сядь тамъ въ але, и черезъ часъ напомни мн, что время иття домой.» Слуга удалился. Нельсонъ, все еще неподвижный, прижавшись лицомъ къ листьямъ, хочетъ слышать Эльминины мысли…. Она вздыхаетъ, плачетъ, и слезы его также льются. Желая раздлять съ нею вс чувства, онъ воспоминаетъ потерю отца, и такимъ образомъ соединяетъ муку нещастной любви съ горестію сыновней нжности…. Уже совсть не терзаетъ его: будучи подл Эльмины и Нельсонъ очарованъ прелестію невинности; сердце бьется тише; сладкое умиленіе мало по малу заступаетъ въ немъ мсто сильнаго волненія страсти; вс мысли его непорочны; не думая о будущемъ, онъ всею душею прилпляется къ сей минут блаженства…. Ночь тиха. Натура безмолвствуетъ подъ таинственною завсою мрака. Одинъ шумъ водопада, столь благопріятный для милой задумчивости и кроткой меланхоліи, оживляетъ мертвое уединеніе.

Нельсонъ съ того времени, какъ узналъ, что Эльмина любитъ ясмины и резеду, всякой день носилъ букетъ изъ сихъ цвтовъ: она почувствовала ихъ запахъ, черезъ нсколько минутъ кликнула Лудвига и велла ему посмотрть за деревьями, нетъ ли тамъ горшковъ съ цвтами (думая, что Госпожа Сульмеръ могла, нарочно для нее, поставить ихъ близь канапе)… Нельсонъ спшитъ уйти, оставивъ на трав букетъ свой. Эльмина, испуганная шумомъ деревьевъ и восклицаніемъ Лудвига, встаетъ, и борачивается къ водопаду и видитъ, при свт луны, бгущаго Нельсона; тнь его, мелькая по гладкой поверхности тихаго пруда, скоро исчезаетъ. Слуга возвратясь говоритъ ей, что за деревомъ сидлъ человкъ, которой скрылся какъ молнія и на бгу уронилъ букетъ ясминовъ. «Подай его!» отвчаетъ Эльмина дрожащимъ голосомъ; беретъ, и видитъ, что цвты орошены слезами. Она кладетъ ихъ подъ свою косынку, идетъ домой, бросается на кресла, и смотритъ на букетъ Нельсоновъ съ душевнымъ умиленіемъ; думая: «Слезы его, милыя и трогательныя, высохли на моемъ сердц… Ахъ: цвты, посвящаемые мною горести и могил, служатъ для меня первымъ залогомъ любви! ужасное предзнаменованіе!.. Онъ безъ сомненія любитъ меня, но упрекаетъ себя склонностію, которая сдлалась дозволенною отъ потери его, и которая сражается въ немъ съ печалію — такъ какъ и въ моемъ сердц! Дерзну ли вдругъ отказаться отъ своего намренія? Можетъ быть, судьба противится исполненію тайныхъ моихъ желаній… Съ самаго начала жизни какая-то неизъяснимая меланхолія готовила меня къ нещастію; я предчувствовала его, еще не видя и не боясь никакихъ бдствій!… Осмливаюсь, безъ нжной матери, выбрать предметъ для сердца, и тотъ, кого люблю, убгаетъ меня!… Нтъ, я не сотворена для щастья:.. Ахъ! безъ симпатіи горести любовь не побдила бы во мн разсудка: Онъ плнилъ меня единственно образомъ печали»; страдалъ, плакалъ вмст со мною, и сердца наши разумли другъ друга. По крайней мр во всякомъ случа, и въ самомъ ужасномъ, невинность любви моей будетъ ея утшеніемь!

(*) Здсь первыя двадцать страницъ переведены не Издателемъ, а однимъ молодымъ человкомъ, котораго пріятной слогъ со временемъ будетъ замченъ публикою.