А я рассматривал Меч Лета. Вот он у меня, но что с ним делать? Сталь сама по себе излучала свет. Руны на клинке сияли серебром. От меча исходило тепло – воздух вокруг нагрелся, наледь на планшире растаяла, а меня наполнила та безмятежная сила, которая приходила ко мне во время исцелений. Вроде я не оружие сжимал, а ручку двери, ведущей в другое время. И в том времени мы с мамой шагали по Синим холмам, а солнце согревало моё лицо.
Сэм протянула ко мне руку. Она всё ещё не сняла здоровенную кожаную перчатку и этой самой перчаткой стёрла слезу с моей щеки.
Оказывается, я плакал. А я и не понял.
– Извини, – сказал я прерывающимся голосом.
Сэм сочувственно смотрела на меня:
– А ты правда мог бы вытянуть меч из сети Ран?
– Не знаю.
– Ну, тогда ты просто псих. Но я впечатлилась.
Я опустил клинок. Он всё гудел, как будто пытался мне что-то сказать.
– А что такое говорила Ран? – спросил я. – Насчёт того, что ты можешь летать, даже если ты не валькририя. Что-то в отцовской крови?
Лицо у Сэм словно сомкнулось – быстрее, чем сеть Ран:
– Да неважно.
– Точно неважно?
Сэм повесила топор на пояс. Смотрела она при этом куда угодно, но не на меня.
– Так же точно, как и твоё вытягивание меча.
Подвесной мотор на корме взревел. Лодка начала разворачиваться.
– Постою-ка я у штурвала с Харальдом, – сказала Сэм. Ей явно хотелось оказаться подальше от меня. – А то ещё увезёт нас вместо Бостона в Ётунхейм.
Глава 35. Не возлагай фекалий своих на голову Искусства
ВРУЧИВ МНЕ СЛЕГКА ПОМЯТОЕ ЯБЛОКО бессмертия, Сэм умчалась. Она бы и хотела остаться, но боялась, что бабушка и дедушка прибьют её, если она опоздает ещё хоть на минуту. Мы договорились встретиться на следующий день в Общественном саду.
Я побрёл к Копли-сквер. Решив, что разгуливать по улицам со здоровенным сверкающим мечом несколько самонадеянно, я обратился к своему оружию с просьбой (и это вовсе не означает, что я спятил).
– Ты не мог бы как-то так загламуриться, чтобы казаться чем-нибудь маленьким? – спросил я. – Только не цепочкой, они вышли из моды ещё в девяностые.
Меч не ответил (что неудивительно), но мне представилось, как он прогудел нечто вроде «Ну и чем же, например?».
– Ну, не знаю… Чем-нибудь маленьким и безобидным. Может, авторучкой?
Меч запульсировал у меня в руке, будто смеялся. Мне почудилось, что он заявил: «Меч-авторучка! В жизни не слышал ничего глупее!»
– Есть предложения получше? – спросил я.
Меч стал уменьшаться. Он делался всё меньше и меньше, и наконец у меня в руке оказался рунный камень на золотой цепочке. Камень был маленький и белый с чёрным символом:
– Руна Фрейра, – узнал я. – Что ж, я не особый любитель украшений, но сойдёт.
Я застегнул цепь на шее. Оказалось, что камень-кулон крепится к ней будто магнитным замком, и его легко можно снять – достаточно просто потянуть. И стоит мне его снять, как он превращается в меч. А если надо, чтобы он снова стал кулоном, достаточно это представить – и меч уменьшится, превратится в камешек, и можно вешать его на шею.
– Круто, – признал я.
Возможно, меч и правда откликнулся на мою просьбу. А может быть, я каким-то образом сам сотворил этот гламур. А ещё может быть, мне это только померещилось и на самом деле я топаю по улице со здоровенным мечом на шее.
Люди на улицах не обращали особого внимания на моё новое украшеньице. А если бы обратили – подумали бы, что на нём красуется буква «г», означающая… ну, явно не «герой».
К тому времени когда я дошёл до Копли-сквер, совсем стемнело.
Не обнаружив там никаких признаков Блитцена или Хэртстоуна, я встревожился. Библиотека уже закрылась. Возможно, Хозяин рассчитывал встретиться со мной на крыше, но мне что-то не хотелось карабкаться по стене библиотеки.
День выдался долгий. Несмотря на всю суперсилу эйнхерия, я устал как собака и меня трясло от голода. Если Хозяин хочет яблоко – пусть поторопится. А то я сам его съем.
Я сел на каменные ступени, ведущие ко входу в библиотеку. Они раскачивались подо мной, будто я всё ещё плыл в лодке Харальда. Слева и справа развалились на тронах бронзовые статуи. Я знал, что одна из них символизирует Искусство, а другая Науку, но, по-моему, обе больше смахивали на Большую Перемену (между рисованием и биологией, например – чем не искусство и наука?). Головы их были повязаны бронзовыми платками. Статуи сидели, сложив руки на подлокотниках своих тронов, и косились на меня, будто спрашивая: «Что, непростая неделька выдалась, да?»
В последний раз мне выпадала возможность побыть одному без необходимости спасать свою жизнь, ещё когда… Когда я зашёл в похоронное бюро? Побыть наедине со своим мёртвым телом – это считается побыть одному?
Должно быть, мои похороны уже состоялись. Мой гроб опустили в холодную землю. Дядя Рэндольф стоял, опираясь на трость и досадливо хмурясь. Дядя Фредерик – с растерянным и потрясённым видом, в этом своём нелепом наряде. А Аннабет… понятия не имею, что она чувствовала.