Король Ортос на могучем и злом сером мерине выехал навстречу ему в первые ряды. Он весь сиял в злате и пурпуре, как говорили древние: узкая золотая коронка на шлеме, золотая инкрустация на доспехах, багряная мантия, накинутая поверх всего, оторочена мехом красного зверя. Мехом всего-навсего непостижимо ценным: куньим, по-моему. Бывают красные боровые лисы и красные волки равнин, но это совсем иное…
Со своего места я, окруженный своей небольшой и достаточно странной свитой, видел и мог оценить практически всё.
Они сошлись. Поклонились взаимно.
– Я хотел прийти один, отец мой король, – сказал Моргэйн, – но твои новые верноподданные пожелали сопровождать меня. Им ведомо, что у тебя в гостях мой дед и воспитатель и твой свекор, почтенный амир амиров Арман Фрайбуржец, и они горят желанием увидеть его.
– Думаю я, что и ты куда больше хотел свидеться с ним, чем со мной и моими воинами, – ответил Ортос совсем невыразительным тоном. – Иначе бы поспешил, когда тебя впервые призвали.
– Я учился, король-отец, – ответил Мор учтиво. – Тому, что ты позволил мне узнать.
– Как поднимать мятеж против законного владетеля.
– Дальние ба-нэсхин – не твои и не мои. Однако принять мою защиту они склонны.
– А те, кто стоит за твоей спиной лицом к моему войску? Они тоже не бунтовщики?
– Они и их покровители – моя почетная свита.
– Вооруженная.
– Да. В основном – крепостью своего тела. Ни я, ни они не хотят войны. Не желали ее начала, не стремились к продолжению, но жаждут конца.
Я видел, что это правда. Тогда зачем…
– Отец мой король, – проговорил Моргэйн веско и очень спокойно. – Ты пошел на
– Чего ты добиваешься своей велеречивостью, ты, жрец конопли?
Моргэйн покраснел.
– Во-первых. Я здесь – так отпусти моего родича.
– Клянусь, что у меня и в мыслях не было причинить ему настоящее зло, хотя он клюнул меня в самое сердце. Но пока ему будет безопаснее за моей спиной, чем за твоей. Ты веришь?
– Верю.
– Говори дальше.
– Во-вторых – главная моя цель. Отец мой король! Ты винишь меня в мятеже, я тебя – в жестокости и безрассудстве, недостойных истинного повелителя. Мы готовы погубить своих людей, и это почти неотвратимо. Но даже если мы уговорим оба полчища разойтись – разве ты захочешь отойти с миром от Людей Морской Радуги? Разве они покорятся тебе – когда они еще не начинали теснить тебя всей своей силой? Вот что я решил про нас обоих. Если нам выйти перед рядами с оружием и положиться на Суд Божий? Кто победит – тот и властвует сам и в своих потомках. Того и будут оба царства: земли и моря.
Священный Божий Суд.
Нет, тогда я не понял всего. Или понял – но лишь тогда, когда Эстрелья, тихо ахнув, на миг прикрыла щеки обеими ладонями, точно простолюдинка, и тотчас уронила назад.
– Ты моя плоть и кровь, – заговорил король после долгой паузы. – Но я согласен. Дай мне свою левую перчатку.
Левая – вызов. Правая – вассальная клятва. Я знал. Все мы знали.
Но, оказывается, знали не всё.
– Позвольте мне сказать, – послышался из-за моей спины этакий… невзрачный голосок. – Пока не совершилось то, чего уже не поправишь никаким законом…. Пропустите, будьте так добры.
И на авансцену вышел некий старичок в дряхлом чёрном сукне и остроносых прюнелевых башмаках. Однако поверх заношенного плаща сияла отлично надраенная золотая цепь толщиной в девичье запястье, а пряжки на старомодной обуви когда-то были серебряными.
– Ваше королевское величество и ваше королевское высочество, – обратился он к ним обоим. – Возможно, вы обо мне слышали, может быть, и нет. Я главный летописец города Вробурга и верховный держатель его закона, находящийся в отставке. Имя мое и былое прозвание – Энгерран Осудитель. Быть может, господин наш король и его наследник не уяснили себе, что владыка по праву, то бишь преодолевший суровый обряд, через то становится лицом безусловно священным и неприкосновенным. И хотя Его Величество имеет право выйти на поле в одиночку, однако ради Суда лучше бы ему выставить на поле своего заместителя. Ибо сразивший короля не в бою и не по воле слепого случая считается покусившимся на монарха или вовсе его убийцей. Хотя участь того, кто сразит короля в бою, почти так же незавидна. Усекновение головы.
– Что он несёт? – проговорил я, не оборачиваясь. Эстрелья только стиснула мне руку.
– За себя я привык отвечать сам, – пробурчал король себе под нос. – Не хватало еще стороннего человека подставлять.