Меч и его Эсквайр

И проникнувшись всем этим, я попросил у одной из женщин Акселя такую же одежду, как у него.

– Арми-баба, – улыбнулась эта пожилая красавица, – отчего вы всё: госпожа да госпожа? Не узнали меня разве?

Издихар. Конечно, Издихар! Бывает, что ты не умеешь сопоставить очевидное. Я же видел всех троих – отца, мать и дочку – семнадцать лет тому назад на королевском приеме. Тогда я еще предсказал Орту суровую плату за излечение от ожогов…. Какую – неужели вот эту самую? Бахиру, Моргэйна, бесславную смерть?

– Теперь я вас узнал, дорогая Розамунда.

– Представляете, сьёр Арман, – улыбнулась она печально, – тот мобилюс… Тот воздушный летун на шнурке, его свадебный подарок, еще висит под потолком одной из зал Вольного Дома. Не сносился почти – да и не с чего было. Ни детям, ни внукам играть не даю.

Я переоделся: чёрный камзол, короткие штаны с чулками, плащ. А потом мы с Розой Мира отправились на могилы вробуржских святых, чтобы помолиться за благополучный исход неких дел.

Склеп моей сестры меня впечатлил: весь мраморный и к тому же отделан мраморной крошкой. Могила Олафа была отлично расчищена, надписи обведены яркой бронзой. Королевский холм еще не успел осесть, поэтому, очевидно, его не украсили никакими знаками, кроме той охапки колючих веток, что принесла с собой наша Роза, а обвила нитью недорогих самоцветов Бельгарда.

Потому что принцесса уже молилась над свежей могилой – или вообще не переставала. Длинные бусы из черного с синей искрой лабрадора вперемежку с лунным камнем – так называют мягкий белый минерал со сходным голубоватым проблеском – обвивали тонкое запястье, как четки. При виде нас Бельгарда выпрямилась и протянула нам украшение.

– Они уже намолены. Так у нас принято, дедушка: приносить тем, кто спит, самоцветы двух противоположных цветов с одинаковым отблеском неба.

– Ты за одного короля молилась? – спросил я.

– Не только. Вернее, ни за кого. Пусть сам Господь решит, кому моя мольба нужнее всего, – негромко сказала она.

– Тогда, может быть, за то, чтобы все и для всех нас обошлось благополучно?

– Разве такое бывает? Все мы в руке Господней, только не надо просить Его ни о чем своем – лишь о том, чтобы всё в мире стало по слову Его. И все страхи отступят.

– Мне бы твою веру, девочка. Да пребудет с тобой Он и да заговорят с тобой все его святые сразу….

Сам я хотел услышать лишь двоих из них. Однако по дороге домой отчего-то размышлял лишь об Орте.

Почему он отказался от заместителя? Был по-своему великодушен, не желая ввязывать других в то, что счел семейной распрей? Зачем вообще принес свой Кларент на поле грядущего боя? Хотел – во исполнение древнего закона – вручить сыну после его победы? Или, напротив, желал не только умереть сам, но и потянуть за собой сына-первенца? Вряд ли он был настолько злопамятен, настолько дальновиден и так хорошо всё просчитал, как Моргэйн. Способен на добрые начинания – но не на благое продолжение сих начинаний.

А дома нас, оказывается, ждал суд. Вернее, предварительное расследование. Нет, все-таки скорее – предварительная репетиция судилища.

Оказалось, что в гостинице, как и в любом добропорядочном и благопристойном особняке, имеется обширный подвал. С толстыми стенами в мокрых потеках, здоровенным камином, который ничего толком не умеет согреть, залом и укромными каморами по всем его сторонам. Вот туда, в зал, мы и спустились.

Камин уже не горел, а едва тлел, посылая присутствующим последние отблески света, но щедро струя тепло своих углей. Близ него сидели двое: Энгерран, который весь с головой погрузился в огромное мягкое кресло, и вдовствующая королева. Три остальных моих феи расположились на стульях чуть подальше от огня и раздвинулись, уступая мне почетное место рядом с дочерью. На суровом лице Акселя играли уже скудные блики алого – он попирал собой широкую скамью с обильно наваленным на ней тряпьем, что стояла в некоем отдалении.

– Итак, собрались все, кого я звал, – начал старикан, откашлявшись для приличия: голосок у него был негромкий, однако весьма хорошо поставленный. – Дело в том, высокие господа, что подавляющее большинство из вас на грядущий вскорости суд не явится, кое – кого вызовут лишь в качестве свидетелей, но я обязан буду присутствовать безусловно и, так сказать, в трех ипостасях.

Никто не перебивал этого изящного плетения словес; что удивительно, никто не покушался и на то, чтобы влезть в наступившую паузу.

– Именно – как знаток древних законов и уложений, наблюдатель вьяве многочисленных судебных прецедентов и придворный историк.

Мы дружно помалкивали.

– Поэтому я хотел бы заранее понять, что вам известно по одному деликатному вопросу, косвенно касающемуся того дела, кое будет вскорости предложено к рассмотрению. Именно – по вопросу дальнейшего престолонаследия.

Снова пауза, которую мы держали усерднее, чем музыкант придворного оркестра – свой бесценный псалтерион.