Меч и его Эсквайр

Ортос победно завопил от радости – его главный персонаж чуть пошевелился и слегка насторожил ушки при этих ее словах – и попытался было вскинуть Бахиру на руки, но его учтиво схватили поперек талии и повлекли в сторону самого.

– Тебя, владыка, да и ее саму надобно еще подготовить, – сказала Билитис – или Балкис? В общем, одна из Трех Наиглавнейших.

Имелось в виду так любимое всеми скондийцами и скондийками омовение.

Разумеется, королю снова досталась лучшая доля: до того пары валились наземь кому куда и где пришлось, многие не дотягивали до тех садов, которые особенно нуждались в оплодотворении, и ложились прямо в стылую грязь.

Пока его с должным приговором омывали, ополаскивали и обряжали в расшитую, по колени, пунцовую рубаху, что должна была скрыть его нетерпеливую мужественность (не уверен, что делали это такие же, как он, мужи), женщины снаряжали и наряжали мою дочку.

Меня – Амира и Отца – с почетом проводили в подземный покой Храма Энунны. Мне не приходилось быть там ни разу, однако я знал, что стены его до самого верха изрыты как бы норами или балконами наподобие стрижиных или ласточкиных гнезд, проделанных в ноздреватой породе. Эти ложи с обратной стороны соединялись между собой коридорами и могли вместить в себя сотни зрителей, причем совершенно невидимых снизу. Так, несомненно, было и на сей раз – но кого провели этими рокадными дорогами, помимо меня, я мог только гадать. Оставалось также лишь предполагать, догадывается ли об этом наш высокородный гость; что моя Бахира знала точно, я не сомневался.

Также мне докладывали, что пол арены представляет собой спираль из черного и белого мрамора, состоящую из тринадцати белых и стольких же черных завитков или волн. Самая широкая часть этих волн составляет периметр круга или обод колеса, а узкие концы в сердцевине сходятся в точку.

Именно там и стояла Бахира – вернее, восседала на подобии высокого, узкого трона из дикого камня с углублением в центре. Спинка, во всяком случае, торчала кверху подобием зубца или скалы.

Тринадцать лет ей, почти тринадцать лет между нею и им и тринадцать волн узора – счастливое предзнаменование, говорили мне тихо, размещая поудобнее в моем высокогорном гнезде. Счастлива будет избранная, счастлив и ее избранник, если на то будет согласие Его. Я кивал в такт этим словам и их ритмическому дыханию, разглядывая тонкую светлую фигурку глубоко внизу – паука в центре паутины, стержень, на котором крутится веретено.

Ибо ее нарядили, и в самом деле, таким удивительнейшим образом, что мрамора совершенно не было видно – и в то же время орнамент на нем легко угадывался. Туника из драгоценного виссона, облегающая стан и отчасти скрывшая волосы и лицо, была туго охвачена кушаком того цвета, что преобладал в наряде Орта. Ниже она расходилась – даже не юбкой, а широким веером, складчатым кругом, что слегка закручивался по часовой стрелке, точно так же, как и мраморный узор, был приподнят у самых краев спирали примерно на высоту мужского колена и так закреплен. Орту предстояло вступить в эти волны, колышущиеся при малейшем движении женщины, рассечь их и успешно причалить к острову своих упований: дело с виду невозможное, ибо мужчина должен был бы запутаться в упругих пеленах, еще не достигнув середины пути.

Секрет был в том, что в складках одеяния таилась длинная прорезь или просто два несшитых полотна полупрозрачной материи, воистину «королевский путь». Считалось весьма счастливой приметой по какому-то особенному наитию угадать его и проследовать по нему к центру.

Ортос угадал.

Он медленно и осторожно, несмотря на плотское нетерпение, видимое даже с моего насеста, раздвигал полотнища тумана, струящиеся вдоль его бедер и грозящие все-таки запутать его в себе, перекрутиться вокруг его пояса при малейшем движении девушки. А она…

Арахна в гнезде. Охотница в засаде. Истинная жена в своей лукавой потаенности.

Она ждала, наблюдая, как Ортос разгребает складки руками и шагает уже наперерез, ждала, зная, что в ее воле – в любой миг остановить его, опрокинуть, возможно даже – удушить и погрести во вкрадчивой и ласковой пучине.

Он дошел – точно и без помех. Однако Бахира и не подумала приподняться навстречу ему; будто и не она прилюдно заявила о своем выборе. Ждала, что он преклонит колени, – или чего иного?

Все мы, затаившись в нишах, ждали, что предпримет наш собрат: любой его жест был символом, и нельзя было пропустить ни одного.