Офицер нес лестницу, которую достал в соседнем доме. Монах пробирался прямо по дымящимся развалинам, чтобы спасти погибающих девушек или сгореть вместе с ними. Оба, впрочем, шли с одинаковой отважностью прямо в огонь. Оба устремляли глаза на одну цель и, казалось, не думали о собственной своей опасности.
Офицер, подойдя к стене, уже близкой к падению, тщетно старался прислонить лестницу – горящие балки и обломки соседних стен совсем завалили помост и разрушили крыльцо. С другой стороны, несколько поперечных балок еще связывали одну стену кельи с соседней церковной стеной. Монах взобрался на эту стену и, не задумавшись, в минуту пошел по опасному тлеющему мосту через огонь, который пылал у него под ногами. Монах шел по нему спокойно, как по церковному помосту.
Голова его была обнажена. Горящие кругом стропила ежеминутно грозили раздавить его. Он об этом не заботился. Ноги и руки его были уже обожжены, но он этого не чувствовал. И вскоре он был уже в двух шагах от девушек, которые стояли на коленях и молились.
– Ты меня ждала, сестра моя, ты меня звала, – сказал он, – я здесь!
И, не ожидая ответа, он поднял Аиху на руки и унес.
В это же самое время Кармен вскрикнула:
– Фернандо! Фернандо! – и бросилась к офицеру, который подошел с другой стороны.
Он взобрался в келью по подставной лестнице и принял в объятия трепещущую от страха и радости кузину, потом спустился тем же путем, осторожно прикрывая плащом свою ношу от огня и дыма.
Аллиага также пошел назад по горящему мосту. На этот раз он трепетал, потому что на руках у него была Аиха, а под ногами страшная огненная бездна. При всем том он был невыразимо счастлив: он прижимал к своей груди любимую сестру и был уверен, что умрет вместе с ней, если не успеет спасти ее.
Бог, по-видимому, хранил их, потому что едва они прошли несколько шагов по двору, последнее здание рухнуло, и огромный столб огня и дыма взвился на воздух.
На месте Благовещенского монастыря осталась груда тлеющих развалин.
При виде страшной опасности, от которой Аиха так чудесно избавилась, вспомнив свою отважность, Аллиага зашатался и сел отдохнуть, прошептав:
– Слава Богу! Теперь я готов умереть!
Но вдруг ему обняли голову, и он упал без чувств.
За несколько минут до этого Великий инквизитор Рибейра также прибыл на пожар. Заметив Аллиагу, он сухо сказал окружившим его инквизиционным служителям:
– Помогите нашему брату, а эту женщину, – продолжал он, указывая на герцогиню Сантарем, – отведите в палаты инквизиции. Сегодня мы ничего не можем решить. Завтра помолимся Богу, чтобы он вразумил нас, что нам с ней делать.
В это время пришли люди, которые ходили в город, на берег Арги, за водой. Монастырь уже был превращен в груду пепла. Толпе не на что было смотреть, и все разошлись, восклицая: «Да здравствует Рибейра, Великий инквизитор!»
Глава IV. Приговор инквизиции. – Отчаяние короля
На другой день столица Наварры была в отчаянии от постигшего ее бедствия. Всем было жаль сгоревшего монастыря.
Разнесся слух, что графиня д’Альтамира погибла в пожаре. Она через Латора узнала, что Бальсейро взят под стражу по приказанию Аллиаги и, опасаясь признания бандита и мщения королевского духовника, решилась скрыться до времени, пока минует опасность.
Аиха была заключена в темницу инквизиции. Король, так же как и Аллиага, надеялся, что этот арест определен только для формы и не продолжится более одного дня, но оба очень удивились, когда узнали, что Великий инквизитор не побоялся предать Иесида и Аиху суду. Одного за возмущение в Альбарасине, другую – за поджог Благовещенского монастыря.
В тот же день Иесид и Аиха были приведены к допросу.
Аллиага понял, что имеет дело уже не с герцогом Лермой и не с Уседой, а с врагом, который не боится даже королевской власти. Напасть на Рибейру и инквизицию и победить их следовало так, чтобы король, по-видимому, вовсе не вмешивался в дело, – была трудная задача. Но Аллиага взялся за нее. Бывший министр оставил много недостачи в королевской казне. Общины по примеру предков собрались на сейме и отправили королевскому правительству грозное представление, в котором обещали взяться за оружие, если их будут обременять произвольными налогами, несообразными с их фуэросами, их вековыми правами и привилегиями.
Это требование было так справедливо и законно, что надо было отменить повеление о новом налоге; это и присоветовал королю сделать Аллиага.
На другой день депутация от сословия города просила у короля аудиенции, потому что Педральви подговорил чернь вступиться за фуэросы и объявить, что ни Рибейре, ни инквизиции не следует судить герцогини Сантарем и разбирать дело о поджоге Благовещенского монастыря. Пожар случился в черте города, и дело следует судить городскому суду. Король принял депутацию и благосклонно выслушал объяснение граждан о своих законных требованиях. Он отвечал, что заботится о сохранении их привилегий, и согласился с ними во всем. Депутаты провозгласили: «Да здравствует король!», и отправились с представлением к Великому инквизитору.