Мавры при Филиппе III

Но иезуиты, вероятно, и там имели друзей, потому что Эскобар на другое же утро сообщил об опасностях своего ордена графине д’Альтамире, которая тут же отказалась помогать им. Эскобар отправился к Уседе, который сначала не хотел вдаваться в открытое нападение со своими союзниками, но наконец решился кончить дело предупредительно и ласково. Он очень удивился, что иезуиты все уже знают. Он предоставил им защищаться, как умеют, и выпутываться, как могут, и сказал, что не будет противиться ничему; напротив, уверил их, что если будет в силах помогать без какой-либо опасности для себя, то непременно поможет.

По уходе Эскобара он сел писать доклад, а иезуит между тем отправился к герцогу-кардиналу, но его не приняли.

Как Эскобар ни уверял, что пришел оказать министру величайшую услугу, дверь герцога Лермы не отворялась для иезуитов. Отвергнутые почтенные отцы не знали, к кому обратиться. До короля можно было дойти только через Уседу и графиню д’Альтамиру, но они отказались от союза. К прежнему своему питомцу Пикильо не смел обратиться. Иезуиты видели явную гибель, но у них был еще Эскобар, гений которого рос во время тревог и который дал клятву спасти свой орден, если ему дадут волю действовать.

Он получил от отца Жерома открытый лист и сверх того благословение и отправился.

Глава II. Эскобар и Аллиага

Король никому, кроме своего духовника, аббата Луи Аллиаги, не хотел поручить возвращение Аихи в Мадрид. Опасаясь фанатизма Рибейры и всех действовавших с ним заодно, Филипп дал аббату самые обширные полномочия, и Луи Аллиага умел ими воспользоваться.

Когда отправленная яхта воротит семейство Деласкара в Валенсию, Аллиага должен был принять его под исключительное свое покровительство и объявить сестре намерение короля, склонить на согласие и доказать ей, что это единственное средство возвратить со временем из изгнания всех мавров.

Аббат ехал в королевской карете с гербами, запряженной четверкой отличнейших мулов, на которых была одета богатая сбруя. Его провожал небольшой конвой почетной стражи.

«Я ли это, бедный Пикильо? – говорил он сам себе, глядя на окружающую его царскую пышность и на окрестности, по которым еще недавно ходил пешком как бродяга, одетый в рубище. – И как судьба скоро переменилась! Как возвысился против своей воли и через своих заклятых врагов!» Но был ли он счастлив в сердце? Нет, богатство и почести не заменили ему разрушенных надежд на счастье.

Экипаж быстро нес его по опустевшим долинам Валенсии. Здесь уже не видно было хлебопашца за работой, не слышно было звонкой песни ремесленника. Везде была пустота и безмолвие. Только кое-где на полях оставленный плуг на неоконченной борозде доказывал, что хозяина его неожиданно оторвали от труда и уничтожили надежды на хорошую жатву.

Около одного большого дерева подле дороги Аллиага увидал толпу альгвазилов и служителей инквизиции. Это были первые люди, которых встретил аббат, проехав довольно большое расстояние.

Альгвазилы и инквизиционные служители выстроились почтительно, когда увидали королевский экипаж. Тут аббат заметил позади них человек тридцать несчастных, бледных, полунагих людей обоего пола, которые были скованы по двое.

– Это что такое? – спросил аббат.

– Арагонские мавры, ваше преподобие, мы их везем в Валенсию, – отвечал почтительно сержант альгвазилов.

– Но в королевском повелении не сказано, чтобы их водили в цепях, как преступников.

– Да, ваше преподобие, но так удобнее. Легче усмотреть.

– А зачем вы их так оборвали?

– Мы осматривали, нет ли у них денег или золотых вещей. Но… стыдно сказать, ваше преподобие. У них нет ни маравидиса, тогда как мавры слыли все богатыми.

– Очень просто: им запрещено брать с собой имущество.

– Да, ваше преподобие, но они, еретики, так упрямы и злы, что все свои богатства зарыли в землю, и теперь ничего не найдешь. Никому оно не достанется.

«А! – подумал Аллиага. – На это, верно, Сандоваль и Лерма не рассчитывали».

И он приказал отворить дверцы кареты и вышел. Первый попавшийся ему на глаза мавр был молодой красивый мужчина с благородным лицом. Аллиага, вглядевшись в него, вспомнил, что видел этого мавра у Деласкара в Вальпараисо.

– Тебя, кажется, зовут Альгамаром? – спросил он ласково. – Ты из слуг Иесида?

Мавр вздрогнул.

– Не бойся, брат, – прибавил аббат, положив руку на его плечо, и шепнул ему: – Положись на меня.

При слове «брат» мавр посмотрел на аббата с удивлением, которое еще более увеличилось, когда альгвазилы, по приказанию Пикильо, развязали руки несчастного.

Аллиага подошел к другим. Мавры сидели и лежали в тени дерев.

– Вы шли издалека… устали! – сказал он.

– Мы сделали привал здесь, – отвечал сержант. – Надо одного молодца повесить.

– Это за что? – вскричал Пикильо.

– У него в поясе было зашито около сорока червонцев.

– И за это повесить?

– Да. Мы уж не с одним это сделали.

Аллиага вскрикнул от негодования, быстро подошел к приговоренному, взглянул на него и затрепетал от изумления.

– Гонгарельо, это вы? – вскричал он.

И Пикильо приказал развязать несчастного.