– Совет мастеров считает, что демиург – стопроцентно Хольгер. Больше некому. Артема они даже проверять не будут.
– Черт! Черт!
– Да не переживай ты так. Зато я нашел Людку!
– Где она?!
– Тут, рядом со мной.
– Я же просила заманить ее на стройку!
– А она сказала, что ни за что туда не поедет. Как только узнала, что там работает Артем…
– Да зачем же ты ей все рассказал?!
– Ох, Геля, не усложняй, Людка сама тебе все объяснит… На, поговори с ней.
Звук голоса Костика отдалился, в трубке зашуршало, и через несколько секунд я услышала Людкино мурлыкающее «алё». Я сразу так и представила ее, какой она была тогда на последнем пленэре: светлые пушистые волосы, малиновый ангорский свитер, незамутненный взгляд… Наверняка Костик на все это и купился. Как можно быть таким доверчивым?!
– Гелечка, привет! Что у вас за суета? При чем тут Тёмка?
Людкин голос был спокоен и безмятежен. Она говорила с интонациями человека, совесть которого абсолютно чиста.
– Возможно, Артема ждут крупные неприятности. – сурово сказала я. – Ты не могла бы приехать на Комендань? Если, конечно, хочешь ему помочь…
– На Комендань – это куда? На стройку, где Тёмка трудится? Ни за что!
Я растерялась. Еще раз представила похожую на мадонну Людку рядом с этим рыжим зазнайкой, и вопрос сам сорвался с губ:
– Людка, скажи честно – ты с ним встречаешься или нет?
– Ах, какой сегодня разыгрался интерес к моей личной жизни, – в голосе Людки послышался смех. – Это он сам тебе сказал?
– Нет, Костик.
– Да он ничего толком не знает! Слышал звон, теперь распускает сплетни. Ой, Костя, извини… Артем с моей старшей сестрой учился вместе, сначала за ней ухаживал, потом на меня переключился. Он уже года два в меня безнадежно влюблен.
Людка сказала это без похвальбы и без притворной застенчивости – просто как факт. Я же просто потеряла дар речи.
– Влюблен? Артем?
– Он меня и замуж звал, – добила Людка.
– А ты?
– А я не пошла. – из трубки донеслось отчетливое хихиканье. – Я его окончательно послала еще осенью, но он все равно звонит время от времени, на жизнь жалуется. Это у него такой способ обольщения – представляться несчастным, всеми обиженным, на жалость давить. Но я его давно раскусила. Еще когда он за сестрой ухлестывал… Понимаешь, я уже давно решила, что выйду замуж только за мастера Чистого Творчества. Статистически доказано: браки между коллегами по работе – самые устойчивые. Поэтому посредственность без перспектив мне не нужна…
– Людка, не так быстро! Хватит о замужестве. Что ты там сказала насчет человека своей профессии?
– Я сказала, что у Артема в Чистом Творчестве нет никаких перспектив, поскольку видела его работы, и могу сказать точно…
– Работы Артема? – я затаила дыхание. – Так он действительно мастер Чистого Творчества?
– Тёмка не мастер, – терпеливо повторила Людка. – И судя по уровню его работ, никогда им не станет. Высшее художественное образование – еще не гарант таланта…
Людкины слова отдалились и слились в неразборчивое бормотание. Мои худшие подозрения подтверждались. Артем учился в Академии! Мне вспомнилось, как тщательно он скрывал свое образование. Я почему-то считала, что он учился на философском, или историческом, или, может быть, на востоковедении… И он всегда так презрительно отзывался о художниках…
– …но, по моему глубокому убеждению, Тёмка вообще к творчеству неспособен. То есть, не технически, – с этим-то у него все в порядке, – а, как бы тебе объяснить… Вот, к примеру – ты видела когда-нибудь рисунки Гитлера?
Неожиданный вопрос Людки вернул меня к реальности.
– А? Какого Гитлера – того самого? Нет, а он разве умел рисовать?
– Он вообще-то тоже художник по образованию.
– Правда?!
– Так вот, а я видела. Гитлер рисовал, как фотографировал. Очень точно, аккуратно, деталюшки всякие… И все это – мертворожденное. Без души, без эмоций. Только холод.
– Да уж. Гитлера грело другое.
– А Тёмку вообще ничто не греет, – подхватила Людка, довольная, что я ее поняла. – Он такой… комнатной температуры. Все, что он может – сидеть на месте и болтать, как плох этот мир, как он жесток, и как его, такого прекрасного, никто не оценил. Впрочем, даже это я, возможно, смогла бы перенести, если бы, не дай Бог, в него влюбилась… Но что я абсолютно не переношу, так это стремление оплевать все, что недоступно…
А ведь у меня и прежде мелькала мысль – не послала ли Артема какая-нибудь девушка? Было в нем это – показное презрение к женскому полу, за которым чувствовалась неуверенность в себе и глубокая обида на всех девчонок, вместе взятых…
– К тому же он для меня староват, – продолжала Людка. – Все-таки, парню четвертый десяток… Не то, чтобы это было и вправду очень важно, но ведь не скажешь прямо, что он бездарное ничтожество – можно и на грубость нарваться, всегда лучше расстаться друзьями, мало ли как жизнь обернется… Я ему и сказала, когда мы окончательно объяснялись: «У нас слишком большая разница в возрасте, и через это я переступить не могу».