Мастер и Маргарита

спросил больной и закрыл глаза.	voice and closed his eyes.
- Да, Левий Матвей, - донесся до него высокий, мучающий его голос.	'Yes, Matthew Levi,' the high, tormenting voice came to him.
- А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?	'And what was it in any case that you said about the temple to the crowd in the bazaar?'
Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил:	The responding voice seemed to stab at Pilate's temple, was inexpressibly painful, and this voice was saying:
- Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.	'I said, Hegemon, that the temple of the old faith would fall and a new temple of truth would be built. I said it that way so as to make it more understandable.'
- Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?	'And why did you stir up the people in the bazaar, you vagrant, talking about the truth, of which you have no notion? What is truth?'[15]
И тут прокуратор подумал: "О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде... Мой ум не служит мне больше..." И опять померещилась ему чаша с темною жидкостью. "Яду мне, яду!"	And here the procurator thought: 'Oh, my gods! I'm asking him about something unnecessary at a trial... my reason no longer serves me . . .' And again he pictured a cup of dark liquid. 'Poison, bring me poison . . .'
И вновь он услышал голос:	And again he heard the voice:
- Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня.	‘The truth is, first of all, that your head aches, and aches so badly that you're having fainthearted thoughts of death. You're not only unable to speak to me, but it is even hard for you to look at me.
И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.	And I am now your unwilling torturer, which upsets me. You can't even think about anything and only dream that your dog should come, apparently the one being you are attached to. But your suffering will soon be over, your headache will go away.'
Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.	The secretary goggled his eyes at the prisoner and stopped writing in mid-word.
Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.	Pilate raised his tormented eyes to the prisoner and saw that the sun already stood quite high over the hippodrome, that a ray had penetrated the colonnade and was stealing towards Yeshua's worn sandals, and that the man was trying to step out of the sun's way.
Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом	Here the procurator rose from his chair, clutched his head with his hands, and his