Лео на вызовы не отвечал. Возможно, ему просто отрезали связь. Бесконечно повторяя про себя его версию, Эльза все мучительнее начинала сомневаться: а не бред ли это? Не галлюцинации нездорового, тяжело раненного человека?
Она нашла в себе силы вернуться домой, встретиться с родителями, наговорить им утешительной чепухи и держаться как ни в чем не бывало. Явился с океана прохладный ветерок и отогнал жару; невозможно было поверить, что еще вчера Эльза сидела на траве рядом с Лео и они обсуждали будущую книгу.
На предстоящем допросе Эльза должна быть очень, очень убедительной. А значит, сейчас надо расслабиться и отдохнуть.
Она успела принять душ и повалиться в постель, когда пришел срочный вызов: Эльзу ждала машина перед домом. Возможно, это было началом ареста.
Ее подозрения укрепились, когда она увидела конвойного у входа в кабинет Тильды. Впрочем, стоило Эльзе переступить порог, как ход ее мыслей совершенно изменился: в кабинете кроме Тильды и Генриха сидел Эрик в темно-красной робе заключенного. В наручниках.
У Эльзы хватило выдержки не кинуться к нему с порога. Она внимательно оглядела присутствующих: замминистра в строгом деловом костюме, с неизменной брошкой на лацкане. Главный советник юстиции, напоказ хладнокровный, но узел галстука чуть сдвинут, седая прядь прилипла к виску, и подергивается уголок рта. Оба озадачены, в меру мрачны, но принятым решением здесь не пахнет. Это не судилище, не оглашение приговора. Это мозговой штурм.
– Привет, – сказал ее брат в затянувшейся тишине и даже ухитрился улыбнуться. – Эльза… я был не прав, когда… отказался от его адвокатской помощи, я вообще был не прав, я недооценивал…
– Не отвлекаемся, господа. – Генрих указал ей на кресло напротив и дождался, пока она сядет, пока выпрямит спину и вопросительно уставится на него через стол. – В составе этой свечки, майор, обнаружено некое химическое соединение, которого там быть ни в коем случае не могло… Не должно быть. Господин Бауэр не может объяснить, откуда такая свеча взялась у него дома и куда потом делась…
Эрик попытался развести руками, но в наручниках это сделать было невозможно, поэтому он неловко поднял и опустил плечи, будто сожалея, что в таком важном вопросе ничем не может помочь.
– Но дело переквалифицировано, – сухо продолжал Генрих, – из бытового уголовного убийства в событие, представляющее угрозу государственной безопасности.
– Мой брат, – сказала Эльза, – представляет угрозу государственной безопасности?
– Вы что, – Генрих посмотрел неприязненно, будто Эльза над ним издевалась, – до сих пор не поняли?
– Отлично поняла. – Эльза ответила холодным взглядом на его взгляд. – Я говорила, а вы не слушали! Я утверждаю, что господин Бауэр в этом деле жертва, а не преступник. Я требую, чтобы с него сняли все обвинения и освободили – немедленно!
Генрих сморщился, как вяленая слива. Вопросительно глянул на Тильду.
– Погодите, – процедила госпожа замминистра. – У нас есть окровавленный нож с отпечатками пальцев…
Она запнулась, будто вдруг застеснявшись, и бросила взгляд на экран своего ноутбука. Поджала губы:
– Логично…
Эрик нервно мигнул, будто ему посветили фонариком в глаза.
– Если бы следствие не пошло по пути наименьшего сопротивления, – глухо, с угрозой начала Эльза, – ряд простых экспертиз показал бы нестыковки в первоначальной версии! Непрофессионализм, лень и глупость следователей, и если бы не Лео Парсель…
Она осознала, что обвиняет сейчас не дознавателей – обвиняет себя. Проклинает за то, что поверила в версию следствия, и кается перед Лео, который все равно не может ее слышать.
– Моего брата отравили, оглушили и вложили нож в руку! Он никого не убивал!
Эрик снова мигнул и снизу вверх посмотрел на сестру. У Эльзы перехватило дыхание; в последний раз брат смотрел на нее так, когда ему было три года, а ей пять, и она ухитрилась вытащить его из дыры под забором, куда он случайно залез. Сверху придавило штакетиной, и брат рыдал отчаянно, попав в ловушку, но сестра, надрываясь, отвалила штакетину и вытащила его за шиворот, хотела в сердцах отшлепать, но вместо этого пожалела…
Тильда нажала кнопку на столе, и вошел конвойный. Тильда что-то сказала уголком рта, конвойный, почти не удивившись, подошел к Эрику, и тот несколько секунд не мог понять, что от него требуется. Наконец протянул руки; конвойный отстегнул наручники и удалился, выражением лица оповещая всех, что начальству виднее.
Эрик сидел, механически растирая запястья. Эльза сосчитала до трех, поднялась, обогнула стол и, не обращая внимания на взгляды начальства, обняла его, как обнимала в детстве.
Эрик попытался встать и снова сел, будто у него ослабели ноги.
– Вы можете идти, господин Бауэр, – сказал Генрих, просматривая бумаги на столе перед собой. – В канцелярии вам дадут подписать кое-какие документы – о неразглашении и еще о том, что вы некоторое время не будете покидать город, это в ваших же интересах. Госпожа майор, а вы останьтесь, нам предстоит непростой разговор…
– Чем была отравлена свечка? – спросила Эльза.