Масштаб

Промах. Трость просвистела в пустоте. Противник, будто призрак, обнаружился вовсе не в том месте, где Лео ожидал его поразить.

Возможно, комар оказался мутантом, а может быть, Лео был слаб в энтомологии Альтагоры. В других обстоятельствах, листая энциклопедию, он выяснил бы повадки, род и отряд этой твари. Но сейчас он пятился, подняв единственное оружие – трость, а комар, приняв вызов, исчезал и появлялся. Перемещался так быстро, что Лео не успевал уследить. Подбирался все ближе.

Крылья резали воздух с невыносимым звоном. Лео казалось, что он видит направленный на него мутный взгляд фасеточных глаз. Комар завис теперь под потолком, будто в замедленной съемке, и Лео смог разглядеть устройство его хобота: лезвия, иглы, изуверский хирургический инструмент.

– Я не букашка, – хрипло сказал Лео. – Букашка – ты.

* * *

Эльза постояла на пороге спальни: родители сладко сопели. Уже завтра их отчаяние сменится бешеной деятельностью – а что передать Эрику, а что написать Эрику, а как дать понять ему на расстоянии, что он останется любимым сыном, даже если перережет полгорода.

Эльза прислушалась к собственным ощущениям. Она, получается, злилась на Эрика. Горевала, сопереживала – но и злилась, потому что есть предел, за которым близкого родственника невозможно прощать и оправдывать. Для родителей такого предела нет, что бы ни совершил их золотой мальчик, они останутся на его стороне…

И еще – она чувствовала обиду. Все их мысли полны были Эриком, а о том, что случилось с Лео, никто из них даже не спросил.

Она набрала номер следователя. Тот отозвался усталым недовольным голосом:

– Майор, я уже сплю. Завтра рабочий день.

– Нет ключа, – сказала Эльза. – Второй ключ от квартиры Эрика исчез. Мои родители ничего об этом не знают.

– Плохо, – сказал следователь после паузы. – Очень неудачная уловка. Если вы не сдадите ключ, как положено по закону… хуже – если вы вздумаете проникнуть в опечатанную квартиру до завершения следствия… будут неприятности. Я предупредил.

– У меня. Нет. Ключа, – процедила Эльза. От унижения у нее сделалось горько во рту.

– Хорошо. – Следователь прочитал ее настроение по голосу и заговорил теперь почти по-приятельски. – Допустим, ключ не завалился за плинтус, а попал в чужие руки. Как вы себе это представляете? Ваш брат беседует с девушкой, входит некто и хладнокровно режет ее, при этом на ноже остаются отпечатки пальцев господина Бауэра, а на его одежде появляются пятна крови?

Эльза уперлась лбом в прохладный дверной косяк: она знала, что разговор окончится ничем. Прямые улики. Без вариантов.

– Послушайте, коллега. – Следователь снова поймал ее настроение и прикинулся добрым другом. – Ваш брат ведет себя разумнее и дальновиднее, чем вы. Чистосердечное признание ему поможет. Адвокат расскажет в суде, что жертва была шантажисткой. Подробности о личной жизни господина Бауэра суд выслушает за закрытыми дверями, публике не обязательно знать некоторые детали… Я сожалею, майор. Но мы же оба понимаем – при всех смягчающих обстоятельствах его признают виновным.

* * *

Уже обреченный комар некоторое время продолжал танцевать по комнате – смертоносный балет со спецэффектами. Лео, уклоняясь и лавируя, лупил по мохнатой голове, перешибал на лету крылья, ноги, костяные крючья и лезвия. Трость пела в воздухе, трещал хитин; летели ошметки, щетина, капли крови – комар был напитан кровью, как бурдюк вином. Перед визитом к Лео он успел полакомиться великанами на внешней проходной, искусал их и уцелел. Сейчас у насекомого не было шансов; Лео бил так, будто комар был олицетворением его внутренней букашки, будто под ударами трости превращались в котлету слабость, беспомощность и апатия.

К концу поединка комната выглядела как после бойни циркулярной пилой. Туша комара затихла под окном, и повсюду валялись хитиновые обломки.

Лео вытер лоб рукавом. Отбросил трость. Улыбнулся безумной ясной улыбкой; ему хотелось бить и крушить. Ему хотелось фехтовать и драться, действовать без единой заминки и побеждать – как поступал он всю жизнь, иначе не был бы Лео Парселем.

* * *

Теперь она стояла на пороге детской комнаты брата, давно переделанной в гостевую. Ничего тут не осталось от маленького Эрика, разве что школьное фото на стене – первый класс, нарядные дети, и брат держит за руку свою первую семилетнюю любовь – Эльза давно забыла, как ее звали. Лара? Лора?

Какой длинный день. Еще утром Эльза была счастлива, сидела рядом с Лео и писала о нем книгу, а потом чуть не скормила ястребу. Еще днем она изо всех сил верила, что брат невиновен…

Некуда отступать. Эльза перезвонила Ричарду:

– Наконец-то, – сказал он вместо приветствия. Его голос нервно подрагивал.

– Эрик в тюрьме, он убил человека, его посадят надолго, – сказала Эльза ровно, будто читая прогноз погоды.

Она была рада, что разговор происходит по телефону. Что она не видит лица собеседника, достаточно обморочной паузы на том конце связи.

– Это из-за баб, – сказал наконец Ричард, одышливо, как после пробежки. – Я говорил ему, я говорил… Ведь из-за женщин, я прав?!