Марсианские хроники

Thick as buckshot; powie!	Как картечь, даже гуще!
Shoot down them tin-can rockets like so many ducks, so many clay pipes!	И посыпятся ваши жестяные ракеты, как рябчики, как глиняные трубки!
Ole sardine cans full of black cod!	Ржавые банки, набитые черной треской!
Bangin' like a stringa ladyfingers, bang, bang, bang!	Пошли хлопать, как хлопушки: бам! бам! бам!
Ten thousand dead here, ten thousand there.	Десять тысяч убитых, еще десять тысяч.
Floatin' in space, around and around earth, ever and ever, cold and way out, Lord!	Летают вокруг земли в космосе, вечно летают, холодненькие, окоченевшие, высоко-высоко, владыка небесный!
You hear that, you there!"	Слышите, эй, вы там! Слышите?!
Silence.	Молчание.
The river was broad and continuous.	Широко, нескончаемо течет река.
Having entered all cotton shacks during the hour, having flooded all the valuables out, it was now carrying the clocks and the washboards, the silk bolts and curtain rods on down to some distant black sea. High tide passed.	Начисто вылизав все лачуги, смыв их содержимое, она несет часы и стиральные доски, шелковые отрезы и гардинные карнизы, несет куда-то в далекое черное море.
It was two o'clock.	Два часа дня.
Low tide came.	Прилив схлынул, поток мелеет.
Soon the river was dried up, the town silent, the dust settling in a film on the stores, the seated men, the tall hot trees.	А затем река и вовсе высохла, в городе воцарилась тишина, пыль мягким ковром легла на строения, на сидящих мужчин, на высокие, изнывающие от духоты деревья.
Silence.	Тишина.
The men on the porch listened.	Мужчины на веранде прислушались.
Hearing nothing, they extended their thoughts and their imaginations out and into the surrounding meadows.	Ничего. Тогда их воображение, их мысли полетели дальше, в окрестные луга.
In the early morning the land had been filled with its usual concoctions of sound.	Спозаранку весь край оглашало привычное сочетание звуков.
Here and there, with stubborn persistence to custom, there had been voices singing, the honey laughter under the mimosa branches, the pickaninnies rushing in clear water laughter at the creek, movements and bendings in the fields, jokes and shouts of amusement from the shingle shacks covered with fresh green vine.	Верные заведенному порядку, тут и там пели голоса; под мимозами смеялись влюбленные; где-то журчал смех негритят, плескавшихся в ручье; на полях мелькали спины и руки: из лачуг оплетенных зеленью плюща, доносились шутки и радостные возгласы.
Now it was as if a great wind had washed the land clean of sounds.	Сейчас над краем будто пронесся ураган и смел все звуки.
There was nothing.	Ничего. Гробовая тишина.
Skeleton doors hung open on leather hinges.	На кожаных петлях повисли грубо сколоченные двери.