Марсиане

Действовать приходилось быстро, поскольку ночь скоро заканчивалась, а сделать все это можно было только тайком. То есть именно так, как он любил. И поднявшись на Столовую гору, он добрался до одной из скал на восточной ее стороне. Там нужно было вставить рым-болт (заранее он подготовил только горы Эллис и Хант) – для этого применялся лазер, но следовало как-то приглушить его шум. Впрочем, в большом городе постоянно стоит значительный шумовой фон, так что все прошло незаметно. Он привязал один конец запасного баннера к кольцу и принялся возвращаться вниз по тропинке, таща за собой леску, которая в легком вечернем ветерке развевалась, будто осенняя паутина. Затем спустился к бульвару Тота, пересек его, будто простой рабочий ночной смены (хотя в большом городе ночью бродили многие). При этом он торопился, чтобы свести риск обнаружения нити кем-то из прохожих к минимуму. После этого поднялся по еще одной забытой тропе на гору Бранч, чтобы очутиться на одном уровне с рым-болтом Столовой горы – примерно в двухстах пятидесяти метрах над улицей.

Там он проделал еще одно отверстие для рым-болта. Шум на горе Эллис постепенно затихал. Когда болт оказался на месте, Койот натянул леску – до второго болта при этом было около километра. Хотя она была тонкой, как паутинка, натянуть ее следовало хорошенько, пока более плотная часть лески, типа рыболовной из его детства, только гораздо прочнее, не вытянулась во всю длину. Он завязал вокруг болта узел, ухмыльнувшись, когда затягивал последнюю петлю. Позднее этим же утром, если Хастингс в самом деле покажется на станции со своими помощниками, Койот опустит баннер и активирует лазерную указку, и все гости города увидят, что вывешено над бульваром Тота. Две девушки, несмотря на свое предательство на возвышенности Эллис, успели сочинить хорошее послание, но Койот сделал другое про запас. Девушки написали: «НАСТОЯЩИЙ ПЕРЕХОД ВЛАСТИ ЕЩЕ НЕ НАЧАЛСЯ», имея в виду, несомненно, Переходную администрацию ООН, что было весьма тонко, но Койот сделал несколько по-своему, и на его баннере стояла надпись: «ПА ООН, ГОТОВЬТЕСЬ, МЫ ВЫШВЫРНЕМ ВАС С МАРСА».

Он усмехнулся, подумав о своей надписи. Ей не провисеть у всех на виду и десяти минут, подумал он, но главное, что ее сфотографируют. Кто-то посмеется, кто-то разозлится. Майя уж наверняка на него рассердится, в этом он не сомневался. Но сейчас шла война нервов, и ПА ООН нужно было дать понять, что большинство населения их не поддерживает, а это, по мнению Койота, имело чрезвычайную важность. Равно как и то, чтобы люди смеялись вместе с тобой, а не над тобой. На этот счет он был готов поспорить с Майей, если бы ему пришлось.

Мы посмеемся над ними так, что их просто выкинет с этой планеты, подумал он сердито и вновь рассмеялся. Рассвет уже озарял небо на востоке. До конца этого дня ему придется выбираться из города. Но для начала стоило хорошенько позавтракать, может быть, даже сразу выпить шампанского у канала, пока не прибыл поезд. Не каждый день ведь выпадает возможность объявить революцию.

VIII. Мишель в Провансе

Много лет спустя Мишель снова попал на Марс.

У подножия гор Харит, на равнине Аргир, находилась база Европейского союза, и Мишель отправился туда на быстрой ракете «Лоренц». Полет занял у него всего лишь шесть недель. Он намеревался пробыть там полтора года – срок, необходимый, чтобы планеты выстроились так, чтобы можно было максимально беззатратно вернуться обратно. И хотя горы Харит выглядели впечатляюще, будто запеченные хребты гор Атлас [22] или массив в пустыне Мохаве [23], и света вполне хватало (по сравнению с антарктической ночью), он ни разу по-настоящему не выбрался наружу. Все время просидел взаперти, даже когда выезжал на марсоходе или выходил в усовершенствованном скафандре, больше напоминающем водолазный костюм и казавшимся очень легким в здешней волшебной гравитации.

Он все равно оставался взаперти. Содержался в закрытом сосуде. А с течением времени Мишель, как и большинство других, ощущал это все острее. У всех обитателей каждой из восьми научных станций проявлялись симптомы клаустрофобии – за исключением лишь некоторого меньшинства, страдающего от агорафобии [24]. Мишель собирал данные обо всех случаях и даже стал свидетелем нескольких срывов с последующими вызовами эвакуационных судов. Нет, тут никаких сомнений: он был прав. Марс был необитаем, и это нельзя было изменить еще очень долго. Терраформирование, пусть и возможное теоретически, затягивалось на тысячи лет. А до тех пор Марс был просто камнем, зависшем в космосе, – по сути, гигантским астероидом. Как и весь остальной экипаж, Мишель был вне себя от радости, когда настало время возвращаться на теплую голубую планету, где можно было дышать без скафандра.