Марсиане

Но вся суть работы Майи в последнее время состояла как раз в том, чтобы держать их вне поля зрения – пока не наступит нужный момент. Поскольку она сама пряталась, ей хотелось, чтобы тем же занималось и все движение. В этом Майя была непреклонна, а обычно она добивалась своего. Она настаивала, что поворотный момент придет и она сама его увидит.

Но Койот, глядя на ее с Мишелем укрытие, чувствовал раздражение.

– Просто маленький знак, – сказал он. – Ничего серьезного.

– Нет, – отрезала Майя.

– Посмотрим, – сказал он.

Он незаметно вышел из здания и вернулся на набережную. Выпил еще пару бокалов, обдумал дела. Такая убежденность Майи выводила его из себя. Что ж, она была опасным революционером. И о мерах предосторожности забывать нельзя. Но все равно положение становилось опасным и – что еще хуже – томительным. Нужно было что-то предпринять.

А еще узнать, на чьей все-таки стороне была та девушка.

Следующей ночью, когда ресторанчики почти опустели, а официанты подняли стулья на столы и глухо перебранивались друг с другом, Койот бродил вдоль Нидердорфа, чтобы убедиться, что за ним не следят. Связные ждали его возле последней колонны Барейса. Они подошли с разных сторон к магазинам на пересечении бульвара Большого Уступа и Кипарисной улицы. И там встретились между двумя кипарисами – Койот и две девушки в черном, одна из которых была той самой из штаба.

– Какие дриады [20] в ночи, – заметил он.

Девушки беспокойно рассмеялись.

– Баннер принесли?

Они так же беспокойно кивнули, и одна показала сверток, который едва умещался у нее в руке.

Он повел их в темноте куда-то вверх, пока верхушки кипарисов, покачивающиеся в ночном воздухе, не оказались под ними. Сначала троица ощущала приятную прохладу, но, поднявшись, они почувствовали, что стало чуть теплее.

Возвышенность Эллис имела довольно крутой уклон, но Койот давно запомнил тропу, протоптанную по углублению в северном склоне Столовой горы. Девять гор Берроуза превратились в огромные здания и в умах людей только ими и являлись, будто скопление величественных соборов. Взбираться по ним было все равно что по стене здания, и теперь такое проделывали редко. Но на каждой из гор до сих пор оставались старые тропы, которые всегда можно было найти, если знать, что искать. И у Койота на каждой стороне каждой из гор были свои маршруты.

Вершина возвышенности Эллис была практически вся застроена, и жилье здесь считалось очень дорогим. Но под самой горой имелся уступ, такой узкий, что на нем могла поместиться только пешая тропа, и он повел девушек по ней, взяв их за теплые ручки. Чувствуя их влажные ладони, он будто бы ощущал и их сердцебиение. Наконец они подошли к месту, где на поверхность выходил пласт старинного базальта, которым их уступ и заканчивался. Глянув вниз с обрыва, можно было увидеть, что прямо под ними лежал бульвар Большого Уступа. Железнодорожная станция, торчавшая на фоне шатровой стены, еще была, конечно, освещена, но ночных поездов за последний час не прибывало, поэтому стояла тишина – настолько гулкая, что слышались голоса, доносящиеся с чьей-то террасы наверху. Койот дал знак своим спутницам, и одна из них достала из кармана сверток. Вторая нажала на кнопку у себя на запястье.

– Ни с места! – приказал резкий голос, и позади них на уступе возникло несколько фигур. Койот схватился за перила террасы и в духе Джона Картера [21] перемахнул через них. Едва замеченный, он выбрался на живописную Эгейскую аллею, весьма подходящую для побега от полиции. На другой стороне горы пролегала тропа, о которой знали лишь немногие, и в темноте Койот успел уйти на приличное расстояние, прежде чем полицейские достигли перил и посветили фонарями ему вслед. Пока они всматривались в заросли, он пригнулся и замер, притворившись камнем. Когда же они двинулись дальше, он продолжил свой спуск.

Но в конце тропы оказалось еще больше полиции – власти пытались оцепить всю гору. Койот взобрался обратно к укрытию, откуда смог перейти в один из внутренних этажей в средней части горы. Там он сел в лифт и спустился в метро. Затем сел в поезд и, отдышавшись, спокойно доехал до станции горы Хант, где и сошел.

Далее он поднялся на бульвар Большого Уступа – как раз напротив той суматохи, что окружила гору Эллис. Путь по ночному городу был ему открыт. Но сам он пылал от бешенства. Вместе с первым баннером он приготовил два запасных, поэтому сейчас вернулся в свою комнатенку в секции для рабочих в горе Блэк-Сирт и взял там один из них. Затем спустился на бульвар Тота. Он планировал повесить первый баннер между горами Эллис и Хант так, чтобы, когда люди выходили со станции, видели баннер над бульваром Большого Уступа. Но сейчас это казалось неосуществимым. И все же, когда они спускались по Большому Уступу, то выходили к Канал-парку и им открывался вид на большую площадь, где к парку примыкал бульвар Тота. Поэтому он мог бы попробовать повесить его между Столовой горой и горой Бранч, но не разворачивать его, пока там не появятся люди, которые смогут его увидеть.