Марсиане

А на следующий день они гуляли по пляжам Ниццы, тем, которые Мишель помнил из своего детства, и на одном из них Майя разделась до нижнего белья и вбежала в Средиземное море – пожилая женщина с превосходной осанкой, стройными плечами и длинными ногами. Все это дала им наука – дополнительные здоровые годы, когда они по всем статьям давно должны были быть мертвы. Они должны были умереть десятилетия назад, но они были здесь, на солнце, ловили волны, бодрые и энергичные, даже не ощущающие тяжести лет. По крайней мере, физически. И выходя из прибоя, влажная и скользкая, как дельфин, Майя запрокинула голову и громко рассмеялась. Загорелые девушки, лежавшие на песке, казались по сравнению с ней пятилетними детьми.

Вечером того же дня они покинули конференцию, и Мишель повез их в знакомый ему ресторан в Марселе, откуда открывался вид на промышленную гавань. Там они прекрасно посидели. А вернувшись поздно в гостиницу, где проходила конференция, Майя взяла его за руку и повела в свой номер, где они стали целоваться, как двадцатилетние, их кровь запылала огнем, и они упали на кровать.

Мишель проснулся перед рассветом и заглянул в лицо своей любимой. Во сне даже старая карга показалась бы нежной девочкой. Майя была красива. И красоту эту ей придавал ее характер – и ум, решимость, способность глубоко чувствовать, любить. Красоту ей придавала храбрость, вот в чем была суть. Поэтому годы лишь сделали ее еще красивее.

Он почувствовал себя счастливым – он понял суть, осознал ее в этот серый рассветный час. Но еще бо́льшую радость ему доставляло чувство облегчения, причину которого он не мог точно определить. Наблюдая, как она дышит, он задумался. Раз она очутилась с ним в одной постели – и занималась с ним любовью, страстно и с большим рвением, – значит, не держала на него зла за то, что он рекомендовал ей тогда, много лет назад, отказаться от марсианского проекта. Ведь так? Тогда она хотела лететь, и он знал об этом. Значит… значит, она его простила. «Это в прошлом», – бросила она, отмахнувшись. Ей было важно только настоящее – то, что происходит сейчас.

Когда она проснулась, они спустились завтракать, и Мишеля преследовало странное ощущение, будто он двигается в условиях марсианского g. Тело казалось легким и практически отрывалось от пола. Он словно парил в небе! Он не сдержал смеха, когда это почувствовал. И вдруг понял, что запомнит этот момент на всю оставшуюся жизнь, что бы ни случилось – даже если он проживет еще тысячу лет. «Пусть это станет последней твоей мыслью, когда будешь умирать, – сказал он себе, – и даже тогда ты будешь счастлив, что пережил однажды такой момент. И даже более чем!»

После завтрака они снова уехали с конференции. Мишель увез ее, чтобы показать свой Прованс. Он показал ей Ним, Оранж, Монпелье и Вильфранш-сюр-Мер, свой старый пляж, где они еще раз искупались. Он показал ей Пон-дю-Гар [25], где римляне оставили свое лучшее творение.

– Надя бы это оценила, – сказала Майя.

Затем он привез ее в Ле-Бо, горную деревню с открывающимся видом на Камарг и Средиземноморье, где по вершинам были разбросаны древние жилища монахов, решивших уйти от всего остального мира вместе с его сарацинами. После обеда они посидели в уличном кафе в Авиньоне под платанами, вниз от Папского дворца, и Мишель пил ликер из черной смородины и смотрел, как она сидит, расслабившись, как кошка.

– Какая красота! – сказала она. – Мне нравится.

Тогда он вновь ощутил марсианское g, и она рассмеялась, увидев дурацкую ухмылку на его лице.

Но на следующий день конференция должна была завершиться. А ночью, когда они закончили заниматься любовью и лежали, прижавшись к друг другу, потные и разгоряченные, он вдруг спросил:

– Побудешь еще?

– Ой, нет, – ответила она. – Нужно возвращаться.

Она резко поднялась и вышла в ванную. А вернувшись, увидела выражение его лица и тут же заверила:

– Но я вернусь! Вернусь и приеду к тебе.

– Правда?

– Конечно. А ты думаешь – нет? За кого ты меня принимаешь? Думаешь, мне самой не хочется сюда вернуться?

– Нет, не думаю.

– Думал, я всегда так делаю?

– Нет.

– Надеюсь, что нет.

Она вернулась в кровать и снова посмотрела на него.

– Я не из тех, кто отступает, когда ставки слишком высоки.

– Я тоже.

– Кроме того раза в Антарктиде, да? Мы могли отправиться туда вместе сто лет назад, у нас был бы собственный мир, где мы стали бы жить. – Она ткнула его пальцем. – Да?

– Ах…

– Но ты сказал «нет». – Она ринулась в атаку. На самом деле она ничего не забыла. – Ты мог сказать «да», и мы полетели бы вместе сто лет назад, в 2026-м. Так или иначе бы мы с тобой сошлись. Мы могли быть вместе лет шестьдесят-семьдесят, кто знает?

– Ой, да ладно тебе, – отозвался он.

– Могли! Ты мне нравился, я нравилась тебе. Мы чувствовали это даже в Антарктиде. Но ты сказал «нет». Тебе не хватило духу.

Он покачал головой.

– Ничего такого бы не было.

– Ты этого не знаешь! Могло произойти что угодно, ты сам это сказал на сцене. Ты признал это на глазах у всех.

Он почувствовал, будто его тело потяжелело и врезалось в кровать.

– Да, – согласился он. – Могло произойти что угодно.