Марсиане

Вскоре я увидел на дереве впереди прямоугольную серую отметку – такую же, как находил в предыдущую свою утреннюю прогулку. Поначалу я счел это подтверждением своего предположения, но затем понял, что на соседних деревьях тоже стояли такие отметки – более того, они были на всех деревьях, что росли вокруг. До меня дошло, что та мокрая тропа, которую я обнаружил на другой стороне кратера, очевидно, оказалась лишь плодом моего воображения – на самом деле ее там не было.

И все же она существовала – я готов был в этом поклясться! Что-то да было. Поэтому мне и кажется, что, когда дело касается истории, нельзя вот так просто отделаться от телеологии. Да сама местность будто бы требует проложить тропу! Навязывает нам лучший путь. И может быть так, что пейзаж с присутствием следов человека, а то и континуум, в котором течет время, имеет невидимые уклоны и преграды, которые влияют на наш курс. Конечно, у нас все равно остается выбор, но нам так или иначе придется преодолеть некоторый участок местности. Поэтому я и полагаю, что мы каждый день мысленно видим тропы, которых на самом деле нет. Когда путь становится трудным, мы сплачиваемся и идем вместе. А тропы возникают из ниоткуда.

Позднее я узнал, что существует искусственно выведенный лишайник, который так и называется: «серая отметка». Не сомневаюсь, его изобретатель считал это очень забавным.

Но при таком дожде, как в тот день, это было неважно. Довольно скоро я набрел на следующий каменный шедевр Дорра – тот еще не убрали с карт, и он использовался так часто, что аж поблескивал под неглубоким слоем воды.

Но затем тропа снова обернулась спуском – теперь в сторону города – и, опять же, превратилась в водопад. Я выбрался на участок, где стена кратера образовывала выпуклую чашу, нависшую над глубоким вырезом рядом с очередным выступом. В этом месте тропа продолжалась по длинным ступенькам в углублении между выступом и стеной. Но сейчас в этом углублении бурлил водопад – или скорее несколько водопадов, обволакивающих всю стену и стекающих быстрыми потоками, грохоча между скал, которые, если проходить между ними, достигали человеку до груди или до пояса. И, чтобы продолжить свой путь, мне нужно было спуститься по этому течению.

Каждый шаг я делал осторожно, держась за камни или ветки, что тянулись по обе стороны от меня. Вода была мне сначала по колено, потом по щиколотку. Я чувствовал, как она бьет меня сзади по ногам.

Потом дождь усилился, и по стене кратера хлынул настоящий водопад. После этого дождь сменился градом – и сверху на меня посыпались куски льда. Я ухватился обеими руками за скалу, что тянулась вдоль тропы, и наклонил голову, наблюдая, как вокруг меня поднимается пена, доходя мне до груди. На мгновение я испугался, что вода на этом не остановится и унесет меня, сбив с ног, либо затопит прямо на месте. Но вскоре уровень воды немного спал, и мне удалось перейти поток вброд. Окруженный гремящей водой, я пробрался по противоположной стороне углубления, то и дело цепляясь за мокрые березы и смеясь во весь голос. В эти минуты я чувствовал себя свободным, как никогда в жизни.

VII. Койот вносит смуту

Ночной Берроуз был прекрасен. Шатер становился невидимым, и казалось, город жил прямо под звездами. А звезды будто бы обрушивались на него, вырисовывая очертания девяти столовых гор, и, гуляя по улицам, легко было представить, как плывешь на одном из множества роскошных лайнеров. Точно как тем вечером в детстве, когда во внешней гавани Порт-оф-Спейна [17] вдруг появилось четыре огромных белых корабля, и каждый словно являл собой сверкающий и искрящийся мир. Казалось, в их гавани на якорь встали целые галактики.