В сентябре Маресьева выписали из госпиталя и направили на реабилитацию в дом отдыха спецназначения № 1 для летно-подъемного и командного состава Красной армии. Это лечебное учреждение находилось в пригороде Куйбышева на Поляне Фрунзе (до Великой Октябрьской революции — Барбошина Поляна). Дом отдыха располагался на бывших дачах известных в Самаре купцов Соколовых — в больших, похожих на дворцы домах, с маршами лестниц, многочисленными портиками, террасами, пандусами, лепниной в виде львиных масок… Трудно было даже определить, в каком стиле эти сооружения построены. В псевдомаврикийском или каком-то другом. До войны в доме отдыха поправляли и укрепляли здоровье работники водного транспорта. Теперь же здесь набирались сил летчики-фронтовики.
Условия были хорошие: чистые палаты, калорийное питание, заботливый медперсонал. Да и окружающая природа соответствовала предназначению пансионата. Вокруг тенистые дубравы, рядом — величавая матушка-Волга. Погода также способствовала реабилитации. Стояла пора бабьего лета. Солнце, хотя и стало уже остывать, еще пригревало. Поэтому «летуны» много времени проводили на свежем воздухе: забивали «козла» в домино, играли в шашки или шахматы, прогуливались по лесным дорожкам. Да и спортивная площадка не пустовала, где можно было позаниматься на различных снарядах, поиграть в городки.
В доме отдыха у Маресьева появилось больше возможностей для освоения протезов. Утро у него начиналось обычно с физической зарядки прямо в постели. Для упражнений рук и ног он использовал эспандер. После завтрака начиналась ходьба. Маресьев старался как можно больше ходить. Маршруты выбирал самые что ни на есть трудные. Часто совершал прогулки в лес, а для этого надо было спуститься в ложбинку, подняться из нее, пройти по валежнику… Если в госпитале Маресьев через маленькое бревнышко перешагивал, то здесь он уже преодолевал более сложные препятствия. Конечно, это стоило немалых усилий, но он не делал себе никаких поблажек, наоборот, усложнял упражнения. Глядя на Маресьева со стороны, нельзя было определить, что он без ног. Ну, идет себе человек с палочкой и идет…
Там же, в доме отдыха, Маресьев удивил всех, объявив, что переплывет Волгу. Она в тех местах, надо прямо сказать, широкая — два километра, а то и больше. Не каждый здоровый человек, умеющий плавать, отважится преодолеть такую дистанцию. А Маресьев решился и переплыл. Возможно, он проявил мальчишество. Но ведь нужно было как-то доказывать, что он в этой жизни ни в чем от других не отличается!
Вообще, спорт в жизни Маресьева всегда занимал особое место. Со временем, уже после войны, Маресьев научился ходить на лыжах, кататься на коньках, играть в волейбол, настольный теннис и даже ездил на велосипеде. По его словам, нужно было держать себя в форме и сохранять свой постоянный вес, поскольку малейшее изменение отражалось на протезах. К примеру, если полнел — ноги не могли влезть в протезы, худел — ноги болтались в креплениях.
Однако вернемся в дом отдыха. Еще одно испытание Маресьев выдержал в клубе. В выходные дни там проходили вечера танцев. На них собирались все, кто мог передвигаться. Шла война и шла жизнь. Поэтому никто не отменял человеческих радостей и слабостей. А танцы, известно, хороший способ расслабиться, отдохнуть, завести новые знакомства. В свое время Маресьев неплохо танцевал, особенно вальс. Однако теперь все надо было начинать с нуля.
В этом он убедился, когда, пригласив девушку на танец, в самом начале движения наступил ей на ногу. Левым протезом. Партнерша даже взвизгнула от боли, обозвала его медведем косолапым. Девушка не знала, что у летчика вместо ног протезы. А когда Маресьев ей об этом сказал, она едва не разревелась. Расставаясь, Маресьев пообещал девушке, что в следующий раз подобное не повторится. Слово свое сдержал. Но перед тем как пригласить девушку на обещанный танец, он упорно учился танцевать. Партнером ему стал Сергей, сосед по палате, тоже летчик. С ним и танцевал. Учеба эта стоила Маресьеву растертых до крови культей. Возвращение в небо требовало жертв.
— Только когда я уже умел кое-что, медсестры соглашались выйти со мной в круг, — вспоминал Маресьев. — Начал с вальсов, с мазурки. Потом освоил польку. Более всего возни вышло, когда начали с сестричкой разучивать русскую — я даже ходил вприсядку, как полагается, а потом наутро не смог протезы надеть: обе культи были сбиты до кровавых мозолей. Решил усовершенствовать протезы, для чего выпросил у соседей остатки от ремней. Ребята худые были, ремни им были длинноваты, приходилось укорачивать амуницию, ну, я и забрал все остатки от ремней, потом этими кусочками сам отремонтировал протезы.
А между тем танцы действительно способствовали его скорейшему выздоровлению. По некоторым сведениям, заниматься ими рекомендовали Маресьеву артисты Большего театра, эвакуированного в Куйбышев.