Это была надежда, дававшая возможность Маресьеву идти дальше, бороться за право летать. Однако на деле оказалось все сложнее. Легче было заново научиться ходить, чем открывать двери кабинетов высокого летного начальства. Маресьев вспоминал: «Я пошел с этим решением в управление кадров ВВС [РК]К[А]. Прихожу туда, направляют меня к полковнику Вальчугину[24]. Тот читает бумажку. А там написали и так, что не годен, ампутированы обе ноги. И в самом конце написали, что допущен к тренировочным полетам на У-2. Полковник прочел, что не годен, и больше не читает.
— Вы что пришли?
— Хочу на летную работу.
— Вы же не годны.
Я говорю, что комиссия мне разрешила. Он тут: „Что мне комиссия, мы сами можем здесь разобраться, да и здесь написано, что не годен и все!“
Я говорю:
— Вы прочтите, что дальше написано.
А он здесь схватился и пошел:
— У вас ног нет, а пришли сюда очки втирать.
Меня это страшно задело. Я говорю:
— Ноги у меня, товарищ полковник, есть, но ноги деревянные.
— Но вы летать не будете, как это можно!
Я говорю:
— Почитайте дальше, мне врачебная комиссия разрешила летать на У-2.
— Что мне врачебная комиссия, мы все равно вас не допустим.
Тогда я стал с ним по-другому говорить.
— Товарищ полковник, я буду летать, только прошу вас не давать сразу заключения.
А он уже спрашивает, кем я работал, и собирается искать вакантную должность для меня.
— Я прошу вас еще раз — заключения не давать. Я дойду до маршала авиации.
— Он все равно вас не примет.
— Нет, примет.
Ну, он здесь еще сильнее раскричался.
— Кто вам разрешит?
Я говорю:
— Приду по всем правилам и попрошу разрешения. И летать я все-таки буду.
— Нет, вы летать не будете.
— Нет, буду.
— Вы ходить не умеете.
Я тогда набрался нахальства и говорю:
— Это дело не ваше, как я хожу. Раз врачи дали мне заключение, что я хорошо владею протезами, я имею право просить, чтобы меня назначили на проверку, как это здесь указано.
Он начал еще что-то кричать, но я тут уже вышел.
Там стоял какой-то майор. Он спрашивает:
— Это ты там так разговаривал? А что такое?
Я ему все рассказал.
— Ну, куда ты хочешь теперь идти?
Я говорю:
— Пойду к командующему, генерал-лейтенанту Новикову[25].
— А у начальника отдела кадров ты был?
— Нет, не был.
— Сходи к нему, а то неудобно шагать через его голову.
И я решил пойти к начальнику отдела кадров [правильно Управления кадров. —
— В чем дело?
— Меня не устраивают на летную работу.
— Почему?
Я говорю, вот так и так, полковник Вальчугин отказывает. Приходит к нему Вальчугин. Он читает документы и говорит:
— Так вы без ног?
Я говорю:
— С искусственными ногами, товарищ генерал-майор.
— Нет, летать вы не будете, что вы, что вы!!!
— Почему, товарищ генерал?
— Так вы не сможете.
Тогда я вынимаю журнал и говорю:
— Вот, летают же люди, только англичане, почему же я не смогу?
Он прочел, отложил в сторону журнал:
— Нет, все-таки вы летать не будете.
— Товарищ генерал-майор, разрешите сказать.
— Говорите.
— Я летать буду.
— Вы — средний командир и должны слушать то, что вам говорит генерал.
— Я слушаю, но все-таки я летать буду.
— Зачем это надо?
— Во-первых, я многим еще могу помочь авиации, а во-вторых, это очень интересная вещь в авиации вообще.
— Ты подумал, как ты с этим справишься?
— Все обдумал.
Он попросил меня выйти, потом снова меня позвал.
— Ладно, — говорит, — попробуем.
Ну, думаю, если попробуем, то — все. И, вот, единственный человек — этот генерал, который мне помог».
От генерала Орехова Маресьев вышел окрыленный. А дальше — новые кабинеты, встречи с теми, от кого зависела его судьба, лаконичные резолюции на рапортах. В штабе ВВС Московского военного округа его принял заместитель командующего по военно-учебным заведениям полковник С. Е. Белоконь. Для Маресьева он оказался родственной душой, поскольку до назначения на эту должность командовал ночной авиагруппой стрелков-бомбардиров Юго-Западного фронта. В предвоенные годы был летчиком-инструктором, преподавателем в Борисоглебской авиационной школе, начальником Харьковской военной авиационной школы.
Генерал внимательно выслушал Маресьева и поддержал его в стремлении вновь вернуться в небо. Спустя годы Белоконь вспоминал: «В том, как Маресьев настойчиво просил командование допустить его к полетам, чувствовалась сила воли, мужество и готовность идти на все, лишь бы летать, идти на фронт и бить врага… После длительного разговора было принято решение послать Маресьева в Ибреси, на должность летчика-инструктора. Предварительно руководству школы было дано задание — проверить в воздухе возможность летать без обеих ног».