Схизматов немного в коллегии, но разговор с ними длинный. Два схоласта из ремесленников, принявших католичество, чтобы удержаться в цехах, и один — новичок — Зиновий из Олеско, сын урядника Михайла Хмеля, который еще недавно служил у Станислава Жолкевского в Жолкве, а после того, как дочь гетмана Софья вышла замуж за олесского старосту Яна Даниловича, перешел на службу к нему.
Об этом спудее патер до сегодняшнего дня не беспокоился. Воспитание в замке польного гетмана, основателя коллегии во Львове, и его зятя, который вложил немалую сумму злотых в фонд строительства иезуитского костела, в общем соответствовало догматам ордена Иисуса. Теперь же Лятерне пришлось задуматься над тем: не слишком ли рано он успокоился? Кто знает, что таится в душе Михайла Хмеля — за учтивой улыбкой, за услужливыми манерами. Известно и другое: жена его — простая казачка, и нет у нее ни капли шляхетской крови. Может, урядник старосты искусно маскируется?
Это сомнение родилось у патера Лятерны сегодня. Зиновий, послушный и старательный, правда, молчаливый и довольно скрытный, перед тем как сесть в бричку рядом с отцом, покорно выслушал наставления, попрощался, поцеловал ректору руку. Бричка тронулась, Михайло Хмель вежливо кивнул головой патеру, сын же ни разу не оглянулся, будто для него вдруг, под опекой отца, перестала существовать коллегия с ее правилами, наукой и дисциплиной.
«Осенью надо присмотреться к нему повнимательнее, — заметил патер. — Не растет ли случаем волчонок в логове лисы?»
Здание коллегии опустело только к вечеру. Уже прошло то время, когда Лятерна должен был прибыть на собрание братства Магдалены: у Соликовского почему-то испортилось настроение после «смоленской баталии» на Рынке, и он хотел скрасить его в обществе членов тайного братства в Высоком замке — бывшей резиденции Бялоскурских.
Студиозусы разъехались и разошлись; Лятерна мог бы распорядиться подать лошадей, но не спешил, на собрание братства Магдалены никогда не опоздаешь, сановные особы если сойдутся, то заседают до утра. В замке много залов, комнат и укромных уголков, где можно поговорить о религии и политике, отдохнуть и повеселиться, выпить вина и разойтись потом по уединенным кельям для интимных бесед с молодыми женщинами братства.
Патеру Лятерне во что бы то ни стало надо приехать в Высокий замок, тем более когда решается вопрос, создаст или не создаст генерал ордена Аквавива иезуитскую провинцию на Украине, а если создаст, то кого назначат провинциалом, — все будет зависеть от Соликовского. Архиепископ же к старости стал раздражительным, он расценит отсутствие ректора коллегии как личную обиду. Надо покориться, надо льстиво улыбаться, подхваливать его и мириться с тем, что старый развратник всегда выбирает себе для наставления самую красивую католичку.
И случилось же так, что за несколько минут перед тем, как пришел посыльный от архиепископа с приглашением прибыть в Высокий замок, он, Лятерна, охваченный греховными желаниями, послал монаха привести в опустевший дом коллегии прекрасную Льонцю, самую красивую из львовских девушек, с которой он, не боясь свидетелей, утешится теперь после трудов праведных.
Монах задерживался, а Лятерна размышлял над тем, как совместить обязанность перед архиепископом со своими желаниями. Он думал о той могущественной, чертовой силе, неизмеримо большей, чем божья, которая подстерегает даже самого истинного праведника на каждом шагу. А впрочем, божественные и адские силы настолько крепко связаны между собой, что одна без другой просто не могут существовать. Нет греха — нет покаяния, не будет ада — зачем тогда рай? Не будет борделей и шинков — зачем костелы, которые должны предостеречь верующих, чтобы не посещали этих заведений? За что духовные особы получали бы плату, если бы не должны были отпускать грехи людям? Что бы тогда делали духовники пап, орденских генералов, инквизиторов, епископов, архимандритов, если бы не существовало дьявольского искушения? И оно всюду есть: только лишь ударит колокол — черт усыпляет монаха, ночью же мешает ему спать. Держит монах во время проповеди впереди себя руку, чтобы не уснуть, — черт же кусает, точно блоха, пока он не спрячет руку под рясу и не захрапит. Черт забирается в желудок во время поста, возбуждая чертовский аппетит, держит за ноги, когда надо идти на работу, влезает в мозг — возбуждает зависть и жадность, вселяется в бренную плоть и толкает к прелюбодеянию... Черт ныне подослал к патеру Лятерне прекрасную Льонцю, и он, с нетерпением ожидая ее, поражается всемогуществу нечистой силы и благодарит ее за тот грех, что свершится, и в памяти отыскивает самые красноречивые молитвы, которыми будет замаливать грех.
А Льонцю, шедшую в сопровождении монаха, встретил Барон и стал требовать, чтобы она пошла с ним. Почему не может с ним пойти проститутка, коль у него есть деньги? Проститутка, не желающая идти с клиентом, сама отрицает свое ремесло, и ее следует лишить заработка. Она может торговаться, но не пойти не имеет права, ведь зачем тогда вообще существуют проститутки?