Манускрипт с улицы Русской

Антипка произнес тост, снял наваждение, и тогда возмущенные паны прогнали его из зала. «Ты дурак, — потом сказал черт Барону. — Надо знать, когда говорить, когда смеяться, а когда и помолчать. Придется кого-то другого подыскать». Однако Блазий остался на своем месте, продолжал пить у Корнякта вместе с Антипкой, будто ничего и не случилось, но Соликовский почему-то не стал принимать его. Он выстаивал часами в передней архиепископа, в магистратской приемной бургомистра Вольфа Шольца, но слыхал от слуг только один ответ: ни архиепископ, ни бургомистр сегодня не принимают. Жаловался Антипке, но тот только разводил руками: «Я тут ни при чем. Видимо, тогда, когда меня прогнали, с тобой что-то случилось во время шабаша. Ты же был пьян и глуп».

Слоняясь по переулкам предместья, Блазий обстоятельно продумывал каждый свой шаг, каждое слово, и вдруг в туманной памяти возникло видение...

Когда прогнали черта, у панов и дам появился снова дар речи, они продолжали петь и смеяться. Барон пил, набожно смотрел на Соликовского и заметил, что у того появились рога надо лбом, из-под сутаны показался длинный хвост; он теперь понял, кто Люцифер; паны — дьяволы, а дамы — ведьмы, они быстро выстроились в очередь, чтобы целовать сатане зад.

А Барон не пошел, он один не стал чертом; кто-то стал подталкивать его, Барон упирался; его насильно подвели, он повалился в ноги сатане, чтобы поцеловать его копыта, сатана же ждал верноподданнического поцелуя и приседал, Барон готов уже был и это сделать, но упал и не смог дотянуться.

Потом потерял сознание, а когда пришел в себя — лежал под столом; Соликовский злобно тыкал ему туфлей в лицо, кто-то из слуг схватил его за ноги и потащил к двери, Барон услышал слова архиепископа:

— Уберите прочь этого мерзавца!

— Такое было, было! Неужели ничего нельзя исправить?

Услышал позади себя цокот конских копыт, оглянулся: в фаэтоне сидел патер Лятерна, рядом с ним женщина с закрытым вуалью лицом — Барон понял, что патер едет на очередной шабаш братства Магдалены; это последняя возможность попасть еще раз к сильным мира сего и показать себя там. Он не будет теперь дураком, будет вести себя умно, послушно, меньше будет пить, тысячу раз поцелует туда, куда только велят. Он побежал за фаэтоном, умоляя ректора иезуитской коллегии:

— Возьмите меня с собой ради всех чистых и нечистых сил, возьмите!

Патер повернул назад голову и презрительно ответил:

— Осла берут на свадьбу не для того, чтобы он сидел за столом, а чтобы таскал воду и дрова на кухне. Ты тогда этого не понимал... Погоняй быстрее, — сказал он вознице.

Барон долго стоял, опустив плечи, доставал из кармана серебряные монеты, подкидывал их в руке и клал обратно, потом вспомнил о борделе на Вексклярской улице и сокрушенно улыбнулся:

— Там меня примут...

Абрекова и Пысьо очень устали сегодня, убирая весь день рыночную площадь от мусора после «смоленской битвы». Они заработали в этот день шесть грошей. Пысьо выклянчил у жены два гроша и пошел к Лысому Мацьку, не заходя домой. Абрекова искоса глянула на монаха, который звал Льонцю, «не сатана ли?», подумала. Льонця засмеялась и пошла следом за монахом; мать, не раздеваясь, упала, как сноп, на топчан и задремала. Вдруг скрипнула дверь. Абрекова с усилием приоткрыла один глаз: у порога стоял тот же самый монах. «Исчезни...» — прошептала, и монах превратился в черного кота; Абрекова поняла, что ее начал одолевать сон, и сомкнула веки. Кот подскочил, трижды перевернулся в воздухе и, превратившись в дьявола, высунул, словно мучимый жаждой пес, красный язык.

— Собирайся на шабаш! — расставил он пальцы над головой Абрековой. — Ты же ведьма. Поживее, поживее!

— Какая я ведьма? — простонала во сне женщина. — Недавно была в церкви, молилась сегодня...

Дьявол развел руками.

— Все знают, что ты ведьма — хиромантка, гадалка! Мне приказано взять тебя. Вот метла, садись, вот так.., а я сзади и — поехали!

А потом было так, как бывает иногда во сне.

Черт пронзительно засвистел, метла перелетела через дом, опустилась в печь, труба разошлась, Абрекова вместе с чертом поднялась в небо и вмиг оказалась на Кальварии, недалеко от Высокого замка, на том месте, где нечистые всегда собирались для своих забав.

Черт, слава богу, забыл об Абрековой, как только метла опустилась у подножия горы: на вершине пылал зеленый костер, вокруг него с нечеловеческим визгом, противно кривляясь, кружились в дикой пляске хвостатые и рогатые тени — у черта задрожали поджилки, он не удержался, оставил Абрекову с метлой, а сам ускакал на вершину горы.